Электрик
Шрифт:
— Мы нарушаем установленный порядок, — нервно сказал следователь. — Нужно было прислать вам повестку, вот эту, — он выложил на край стола документ с печатью. — Но времени катастрофически не хватает. Вы ведь хотите уехать поскорее, так?
— Я вам кое-что хочу показать, — сказала Нина, осененная. — Вы помните номер, который напечатан на счетах? Вот…
Она вытащила телефон, включила, трясущимися пальцами набрала эсэмэс: «Почему умер Егор Денисович?».
Ответа не последовало. Нина ждала секунду, и две, и двадцать; следователь вздохнул:
—
— Посмотрите! — Нина открыла одну из эсэмэсок в папке «Полученные». — Он мне отвечал!
Следователь взял ее телефон. Меланхолически просмотрел записи. Вздрогнул, будто запнувшись обо что-то взглядом. Посмотрел на Нину:
— Скажите…
— Что?
— Ничего, — следователь еще больше помрачнел. — Нет, все понятно… Возьмите.
Он вернул ей телефон.
— Вы ведь можете узнать, на кого зарегистрирован тот номер? — не сдавалась Нина.
— Ни на кого, — сказал следователь.
— То есть?
— Такого номера не существует.
— А, — Нина запнулась.
— Расскажите подробно, как вы попали на дачу к Егору Денисовичу, как прошел вечер и что случилось потом, — следователь опять заговорил пластмассовым голосом.
— А потом мне можно будет уехать?
— Да. Немедленно.
Нина облокотилась о стол:
— Как вы знаете, мы с моей коллегой Еленой Антоновой приехали в Загоровск по делу…
Она запнулась. Вот уже много часов она не вспоминала Лену, чье тело до сих пор хранилось в городском морге.
— По делу, — она справилась с голосом, — связанному с совместной работой нашей дизайнерской фирмы и деревообрабатывающей фабрики «Брусок»…
Она говорила, не переставая, двадцать минут, и в горле пересохло. Она рассказала все, как было, только в самом конце ее истории Егор Денисович вошел в комнату, чтобы… чтобы уточнить, когда у нее поезд. Да-да, она не знает, почему именно в этот момент ему понадобилось знать время отбытия. Возможно, он хотел успеть закончить работу с документами… После несчастного случая с Еленой Викторовной все сделалось так непросто…
Она замолчала, и следователь пододвинул к ней стакан с водой:
— Сейчас расшифруем диктофонную запись. Вы подпишете: «С моих слов записано верно». И вас отвезут на вокзал.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Нина.
И подумала: «Присылай, присылай свой счет. Я буду далеко. И я буду очень-очень осторожна, я вывинчу пробки в квартире, я буду жить при свечах. Мне бы только добраться домой, а уж там я найду на тебя управу…»
На столе следователя зазвонил телефон.
— Да, — сказал следователь и сдвинул брови. — У меня… Что? А… Я предупреждал, что… он уверен? Да знаю я… Хорошо.
Он положил трубку, и по выражению его лица Нина поняла, что есть новости, а вот хорошие или нет — непонятно.
— Мэр хочет с вами поговорить, — сказал следователь. — Это недалеко. Через дорогу.
В коридорах мэрии не горел свет; поверх розеток
Мэр, невысокий щуплый человек лет пятидесяти, приподнялся ей навстречу из-за стола. Встретившись взглядом с его воспаленными глазами, Нина подобралась.
— У меня есть информация, — тускло сказал мэр, — что вы не сможете уехать из города, Нина Вадимовна, ни сегодня, ни завтра. Ни послезавтра.
— Откуда информация? — пробормотала Нина, чувствуя, как обморок бродит где-то в районе затылка.
— Из надежных источников, — не мигая, отозвался мэр. — К сожалению… все очень серьезно.
Нина скользнула взглядом по его пиджаку, по стопке бумаг, по затейливому письменному прибору и сувенирному календарю; на краю стола валялись резиновые перчатки. Черная резина прикрывала нечто оранжевое, прямоугольное.
Мэр проследил за ее взглядом. Быстро обошел стол, взял перчатки и то, что они прикрывали, бросил за приоткрытую дверцу сейфа:
— У нас есть резиденция для официальных делегаций. Приличное место, мы туда селим почетных гостей, спортсменов, артистов…
— Я собираюсь вернуться домой, — сказал Нина.
— Это невозможно! — В голосе мэра скользнула истерическая нотка. — Я сам… мы сами бы рады вас отправить подобру-поздорову. Но не можем.
— Подумайте, — сказала Нина, — возникнут вопросы. Срок командировки закончился. На работе у меня пойдут прогулы. В пятницу придет машина за телом Елены. В понедельник похороны.
— Нина Вадимовна, — мэр тяжело дышал. — Или вы найдете способ объяснить вашим коллегам и родственникам необходимость задержаться в Загоровске на какое-то время, или мы будем вынуждены… я не знаю. Обвинить вас в убийстве Чукотского, запереть в следственном изоляторе… Решайте.
— Вы это серьезно?!
— А вы не понимаете? — мэр посмотрел ей в глаза.
— О, господи, — пробормотала Нина.
Дом делегаций представлял собой старый особняк, отремонтированный лет пять назад и разделенный на несколько изолированных квартир. Курьер принес Нине пиццу, которую она не заказывала, но взяла, потому что надо же что-то есть; на кухне нашлись чай и чайник, тостер и хлеб, сахар, соль и йогурты в холодильнике.
Оглядевшись, Нина отыскала в коридоре распределительный щит. На ее счастье, автоматические предохранители были снабжены рычагами; сжав зубы, надев на руку полиэтиленовый пакет, Нина перевела рычажки в положение «откл» и вытерла со лба холодный пот.
Отключился холодильник. Безопасными сделались розетки. До вечера оставалось еще несколько часов. У входа в особняк, отлично видимый из окна, стоял толстый мужчина в штатском, курил и смотрел себе под ноги.
Нина вытащила мобилку и увидела, что аккумулятор вот-вот прикажет долго жить. Пока она раздумывала, не позвонить ли шефу, тот объявился сам.