Элем
Шрифт:
Элем. Я стою на улице, примыкающей к главной площади города, между ювелирной лавкой «Диаманте» и Ареной. Народу, как всегда много, но толпа умудряется деликатно обтекать меня, не задевая локтями. Одеты они весьма разнообразно и пёстро. Если задаться целью по ним определить, какое сейчас время года или век, то можно, наверное, сойти с ума от перенапряжения извилин. На мужчинах попадаются и сюртуки, и камзолы, и военные френчи сталинского образца, и шорты. Женщины тяготеют ко всему пышному, но и среди них есть
Кто-то дёргает меня за рукав. Оборачиваюсь. Так и есть: безногий нищий на деревянной самодельной тележке. Развязываю мешочек и отсыпаю ему щедрую горсть дьявольского металла. При желании он мог бы набрать его сколько угодно и сам — золото валяется и в сточных канавах, и на многочисленных клумбах, и, естественно, в фонтанах. Но раз есть нищие, должны быть и подающие им. Он с преувеличенной благодарностью принимает милостыню и катится дальше, теребя прохожих.
Я перехожу на другую сторону улицы, пропуская великолепную четвёрку, запряжённую в карету. Следом движется серебристый «Феррари» с открытым верхом, но он наоборот — даёт мне завершить мой манёвр, подавая клаксоном не подобающие статусу авто немелодичные сигналы. Салютую ему в знак взаимной вежливости и оказываюсь на тротуаре.
Галантерейщик на своём обычном месте. Покупаю у него сразу три галстука, не торгуясь, чем вызываю неодобрительное покачивание головой и досадное прицокивание языком. Развожу виновато руками и вообще всем своим видом как бы обещаю исправиться. Галантерейщик только отмахивается от этих традиционных реверансов в его сторону: в следующий раз я поступлю точно так же. Он совершенно справедливо считает меня мотом, прокажённым к тому же чрезмерной доверчивостью.
– Вам нужна хорошая экономка, - говорит со знаменитым одесским акцентом он.
– А ещё лучше — заботливая жена. У меня есть на примете две отличных кандидатуры.
– Это интересная мысль.
Я не хочу огорчать его немедленным отказом. Лучше мы сделаем из этого маленький спектакль, разбитый на множество крошечных актиков, разнесённых во времени.
– Они, надеюсь, обе примерные католички?
– Безусловно! Других бы я не смел вам предложить. Вчера завезли партию кожаных портмоне из Италии, - заявляет он без всякого перехода.
– Не желаете взглянуть?
Покупаю два: один — «для себя», другой — «для мамы». Оба они пропадут в моих бездонных карманах навечно.
– Вас тут, кстати, ждут, - говорит он с оттенком интриги.
– Кто?
– Не знаю.
Он указывает рукой в направлении ратуши, и я замечаю странного человечка в котелке и тёмных очках, прижавшегося спиной к кирпичной стене здания. Он наблюдает за нами и поэтому догадывается, что речь зашла о нём. Галантно приподнимает котелок и слегка наклоняет голову.
Неспешно подхожу к нему. Боже! В довершение ко всему на нём — клетчатый пиджак, который издалека сливался в просто серый.
– Мы знакомы?
Я старательно прячу всякое любопытство и придаю своему голосу интонации небрежной скуки.
– Нет. Но я много слышал о вас.
– Хорошего или плохого?
– Познавательного. Я не большой поклонник всех этих оценочных категорий.
– Что так?
– Человеку в них тесно.
За всё время моего пребывания в Элеме это всего лишь второй случай, когда меня кто-либо разыскивает по его собственной инициативе. Первым был Фальк. Он же — единственный, кого я знаю здесь по имени. Поэтому, сделав логическое допущение, спрашиваю:
– С кем имею честь?
– Вы хотите узнать, как меня зовут?
– в свою очередь уточняет человечек.
– Ну, хотя бы.
– Вы не поверите: для меня это такая же тайна, как и для вас.
Человечку явно весело от его амнезии, мнимой или настоящей.
– Бывает. А очки вам зачем?
Человечек спохватывается, ощупывает свое лицо и в полном недоумении снимает с себя оправу какого-то дорогого «Ray Ban». Рассматривает её.
– Действительно, - произносит он, окончательно потерявшись.
– Вы, наверное, шпион, - резюмирую возникшие ассоциации.
– Или агент секретной полиции прошлого века.
– Помилуйте!
– протестует он.
– Как такое возможно без вашего ведома?
– Допустим. А дело у вас ко мне какое?
– Да нет никакого дела!
– почти кричит обескураженный человечек.
– Просто засвидетельствовать, так сказать... Обозначить присутствие и проявить уважение.
Он мне совершенно не нравится, и это ярко окрашенное эмоциями отношение к нему пугает меня больше всего. С какой стати я должен испытывать к нему какие-то чувства?
– У вас всё?
– Да. Простите, если потревожил вас не вовремя.
Кивком принимаю извинения. Смягчаюсь.
– Вы в первый раз у нас?
Над очевидным, казалось бы, вопросом он размышляет неоправданно долго. Закатывает глаза, словно прислушиваясь к шуму в голове.
– Если мне не изменяет память, то да, впервые.
– Советую посетить Арену.
– С удовольствием!
– Сегодня там лекция о вреде переедания.
Сказав эту надменную глупость, оставляю его одного, и мимоходом замечаю, как расклейщики афиш уже выполняют моё устное распоряжение. Лектор, конечно же, Эпикур? Нет. Ошибся. Самохвалов какой-то. Что ж, господин Самохвалов, удачи вам! А я, пожалуй, прокачусь до Химкомбината — они обещали сегодня удивить новой раскраской неба.
На циферблате электронных часов — четверть второго ночи. В офисе горит лишь дежурный свет. Хорошо прогулялся. Пять пропущенных звонков, и все — от Алины. Минимум неделя ссоры и разлуки, но я, кажется, равнодушен к этому неприятному факту. Остаётся только объяснить себе, зачем я продолжаю отношения, которые, как видно, нисколько не ценю.
Выхожу из офиса на улицу, инстинктивно закрываюсь рукой от налетевшего ветра, но потом, опомнившись, бросаю это вредное занятие и иду через двор, подставив лицо ненастью. Метро уже закрыто, поэтому собираюсь поймать мотор, как только выйду к дороге.