Элемент крови
Шрифт:
Безусловно, тринадцатый покривил душой, если бы сказал, что нынешнее состояние ему нравится – одиночество способно кого угодно довести до белого каления. Нет, на самом деле Иуду тревожило вовсе не это – его страшила расплывчатая неизвестность. Допустим, все получится, как он и предсказывал, – но что тогда произойдет ПОСЛЕ? Мало-мальски внятного ответа на этот вопрос в мятущейся голове тринадцатого не возникало. Любому человеческому существу тяжело заглянуть в пугающе темную бездну, в которой, как ни старайся, при всем желании не увидишь дна.
Деревянный щелчок отвлек его мысли. О, он чересчур задумался – выпустил из пальцев фигурку белой ладьи. Скатившись по гладкой поверхности доски, ладья
Зачем он вообще придумал этот рецепт? Чего и кому он хотел доказать? Объяснить апостолу Иоанну, что умнее его и лучше знает Вселенную? Хм… Наверное. Легко ломать то, что другие строят, – он всегда верил, что обязательно отыщется желающий совершить такую вещь. Две тысячи лет мечтал, ждал, представлял себе в горячечном ночном бреду одно – кто-то, неважно кто, случайно находит спрятанную в склепе рядом с его могилой Книгу и, повинуясь его скрытому желанию, вольно или невольно исполняет ПРОРОЧЕСТВО. Соблазн у нашедшего, кто бы он ни был, должен быть велик – он способен разъесть все его сердце, отравляя ядом тщеславия. Редко кто захочет упустить такой шанс, и неважно, кто он – богач, фанатик или бродяга.
Так и произошло. Не имеет значения, какой по характеру человек обнаружил Книгу – важно, что он послушно встал на путь, указанный тринадцатым. Никто не откажет ему в доскональном знании человеческой природы. Если романтичный Голос видит в этом блудливом стаде множество плюсов, практичный Иуда наблюдает сплошные минусы. Разве они не заслужили всего этого? Конечно. Но их судьбы его не волнуют. А вот что случится с ним?
Говорят, что люди всего после двух-трех лет сидения в тюремной одиночке сходят с ума. Начинают разговаривать с решеткой, стенами, потолком. Что же помогло ему не двинуться в первые годы, не поплыть мозгами? Сила и упрямство. Тринадцатый хотел дождаться разговора с Голосом – чего бы это ни стоило. Когда на кабельных каналах сплошняком пошли фильмы Би-би-си об археологах, он грыз локти – и почему ни один из этих очкариков никак не доберется до нужного ящика, зарытого под горой?
Теперь они добрались. И если он захочет, то за-просто может выхлопотать себе снисхождение, подробно, страницу за страницей, раскрыв план действий того, кто нашел Книгу… Ох, ну как же он наивен. Это все происходит в городе, а Голос не особенно волнуют внутригородские проблемы. Может быть, только Шеф и скажет ему в итоге мимолетное спасибо, а его, как общеизвестно, на хлеб не намажешь.
Голос в свое время пальцем не шевельнул, чтобы спасти себя, любимого. У него такая политика – те, кто творит зло, сами губят свою душу, типа, им же хуже. Поможет тринадцатый расследованию не поможет – его письма в Небесную Канцелярию все так же останутся без ответа. Голос обиделся. Ну и ладно, на обиженных воду возят. Когда все вокруг заполыхает, они еще вспомнят, что могли бы разрешить эту катастрофу одним-единственным двадцатиминутным разговором. А будет уже поздно, вот так-то!
Тринадцатый с неожиданной усмешкойпоймал себя на том, что мыслит категориями трехлетнего ребенка. Пожалуй, прошлой ночью он что-то припозднился с игрой в шахматы… Не время спать, но глаза слипаются, хоть спички вставляй. Так или иначе, конвейер уже запущен, его не остановить. Скоро он увидит лицо Темного Ангела во всей его красе, когда тот появится перед ним. Хорошо это или плохо – размышлять уже поздно.
Тринадцатый прошел по шелковым нитям тебризского ковра в спальню – кровать под балдахином, застеленная черными простынями, казалось, дышала свежестью и умиротворением. Не раздеваясь и не снимая обуви, тринадцатый лег на мягкое одеяло. Некоторое время он смотрел в потолок, после чего неторопливо смежил веки. Он еще не знал, что выспаться ему не удастся.
Глава шестнадцатая
Имя
(19 часов 37 минут)
К алашников коротал время в длинном захламленном коридоре. Еле-еле взгромоздясь на сиденье вычурного стула на гнутых ножках, он скучающим взглядом просматривал листки отдела криминалистики с крупными отпечатками шин кеттлеровского велосипеда. Ну что они себе думают? Старая модель, выпуск примерно девяностых годов XIX века, – он подобные тоже видел, только уже не помнит, и все такое прочее. Не желая выносить сор из избы, Шеф попросил подождать в прихожей, смутно пообещав, что позовет в качестве тяжелой артиллерии, если потребуется. Из-за плотно закрытой двери доносился глухой шум, в котором можно было разобрать отдельные выражения вроде «козел», «скотина» и «явился не запылился» – слов босса не было слышно вообще, их перекрывал женский визг. Видимо, час, когда Шефу потребуется артиллерия, весьма близок.
Алексей пошевелил затекшей ногой и снова переключился на ленивое созерцание листков из рисовой бумаги, покрытых схемами, рисунками и фотографиями. Да, таких велосипедов уже давно не выпускают, экая древняя рухлядь. Очевидно, что его владелец – весьма консервативный человек в возрасте, иначе бы уже давно пересел на современную модель. На подобных старомодных великах до революции ездили молодые интеллигенты, не имевшие лишнего полтинника на оплату услуг извозчика. А с дикими пробками, забивающими сейчас городские дороги, у многих старожилов Ада и выхода-то другого не остается, кроме как крутить педали – для них даже отдельную дорожку завели на общих трассах, вдохновившись опытом Китая. Да разве в самом Учреждении не было таких, кто, лавируя среди потоков машин, ежедневно добирался на работу с помощью старого верного велика? О-о-о, да еще сколько! Вот, например… Ох, ну как же его… Черт возьми, имя совершенно из головы вылетело. Мало того, что мужик заядлый велосипедист, так еще и специальную цепь с собой носил, с особым замочком – приковывать средство передвижения возле дерева, чтобы доброхоты не стащили.
Калашникова словно ударило током – да так, что волосы на голове зашевелились. Матерь родная… Да ведь у ЭТОГО человека и есть настоящий кеттлеровский велик, который уже давно пора выбросить на помойку. Протертые шины, одно погнутое колесо, из-за чего чуть вихляется при езде, это хорошо видно по следам на асфальте. Как в кино, перед глазами встал велосипед, который он видел на стоянке у входа на работу. Алексей снова перевел тускнеющий взгляд на рисунок. Да. Мама дорогая, это ОН.
Калашников не заметил, как листки выпали из его рук, опускаясь на пол в тихом танце.
Он пошатнулся, сползая со стула. Нет и еще раз нет. Всему этому ходу мыслей есть простое и логичное объяснение. Он простосошел с ума. Сплошные недосыпы и нервные срывы последних десяти дней дали плодотворный результат. Да и, в конце-то концов, мало ли в городе вихляющих погнутыми колесами старых велосипедов! Миллионы, если не больше. И спрашивается – зачем делать зловещий вывод из обычного совпадения?
Однако в ту же секунду, со слабостью и голово-кружением, которое чувствует человек, выздоравливающий после гриппа, он понял. Как только Калашников физически почувствовал имя убийцы, многие вещи начали постепенно выплывать из тумана. Все просто как два апельсина. Подсказок оказалась масса, но никто не желал их замечать…
Убийца имел возможность узнавать их планы, потому что на редкость близок к Учреждению. Он убрал вампира, когда прокололся с букетом цветов, – это человек в возрасте, страдающий склерозом. В памяти снова ясно отпечатались две старомодные дамы, чинно беседующие за вазочкой мороженого. «Здесь, милочка, все по-другому».