Шрифт:
Глава 1. И вечный бой...
И вечный бой.
Атаки на рассвете. И пули,
разучившиеся петь
кричали нам, что есть еще
Бессмертье...
... А мы хотели просто уцелеть.
Дэн проснулся затемно и в голове его звучало это стихотворение Бродского, причем не с начала, со всем известных слов "покой нам только сниться", а со второго четверостишия. Он не знал откуда выплыли эти строки, возможно, ему подсказала их недремлющая Лулу. Он поцеловал Еву в едва заметно пульсирующую
Он чувствовал себя отдохнувшим, только немного разбитым из-за неудобной позы, в которой провел всю ночь. К счастью, ночью больных не прибавилось, поэтому его никто не будил. Принял душ и почистил зубы он по обыкновению дома. На столе его ждал "привет" от мамы: печенье с жареным арахисом на белой больничной тарелке, она специально просила его принести ее с больницы. Так, вместе с тарелкой, он его и прихватил.
На втором этаже, в отличие от сонного первого, уже вовсю кипела жизнь. Сновали туда-сюда санитарки, собирая грязное и раздавая чистое белье, бегали со шприцами, таблетками и тонометрами медсестры, с кухни в столовую носили чистую посуду к завтраку. В бывшем кабинете Директора шла война.
– А я говорю, что ж мы засранки какие, все наше белье перестирывать? Чистое все у нас!
– говорила бойкая старушка санитарке, заслоняя от ее протянутых рук свои вещи.
– Так давайте хоть проглажу, - не сдавалась она, - ведь мятое все!
Дэн заглянул в комнату и удивился, увидев именно здесь, а не в комнате Одинцовой привезенное им вчера пополнение в лице двух старушек.
– Здравствуйте!
– сказал он бодро, - О чем спор?
– Денис Германыч, ну, хоть вы ей скажите, что принято так у нас, - мягко пожаловалась пожилая санитарка, - Помогаем мы. И постираем, и погладим все, еще и разложим по местам, если надо.
– Так это если надо. А нам не надо, - ответила бойкая старушка.
– Таисья Андреевна, - обратился он к санитарке, - Раз не надо, то и не надо пока. Пусть обживутся немного, привыкнут. Тогда и разберемся. Да, Татьяна Никитична?
– повернулся он к бойкой бабке.
– Вот уж чистое Маугли, - покачала головой Таисья Андреевна, сдаваясь и выходя, - Дикое, да с дикого леса.
– Разберемся, чего ж не разберемся то, - ответила Татьяна Никитична только Дэну, проигнорировав санитарку.
– Наталья Никитична, вы как?
– сказал он громко, обращаясь ко второй, сидящей на кровати бабульке, скрестившей на полных коленях полные руки.
– Хорошо, - сказала она спокойно и тихо, - А кричать так не обязательно. Я ж слепая, а не глухая.
Он улыбнулся, хоть она его улыбку и не видела.
– Сегодня, кстати, приедет окулист. Глаз ваш посмотрит. А что сделали? Мне кажется, повредили чем-то. Вот и на щеке, и на веке царапина, - он нагнулся к ней поближе, чтобы внимательнее осмотреть лицо.
– Так дрова брала и ткнула сучком, - ответила за нее сестра.
А сама старушка сказала:
– Какое мыло у вас хорошее. Душистое.
И потянула носом, принюхиваясь.
Вот уж никогда бы не подумал Дэн, что кто-то может его смутить, а уж тем более слепая старушка совершенно невинным замечанием. Но неожиданно покраснел.
– Пойдемте, я вас на завтрак провожу, - сказал он, обращаясь больше к зрячей сестре, - Или сюда вам принести?
Он осмотрелся, и подумал, что среди развороченных тюков им позавтракать сейчас было бы проблематично, но развеивая его сомнения, Татьяна Никитична уже взяла за руку свою сестру.
– Ну что, Натаха, пошли?
– сказала она.
И повинуясь ей пожилая женщина легко встала и довольно шустро пошла.
Дэн вышел вслед за ними и рукой показал куда идти. Татьяна Никитична в отличие от своей полной светловолосый и белотелой сестры была худа, когда-то черноволоса и смугла. И глядя на них трудно было даже представить, что два таких непохожих с виду человека были не только сестрами, но еще и близнецами, родившимися согласно документам, в один день. Если бы не эта неестественно поднятая вверх голова, то со стороны трудно было даже представить, что старушка, идущая чуть сзади слепая. Они шли бодро и даже как-то весело, слаженно, нога в ногу. И этим своим быстрым шагом нагнали Анастасию Филипповну. Она едва плелась по коридору, нагнув голову так, словно она что-то искала у себя под тяжело переставляемыми ногами. Они поравнялись, и Татьяна Никитична неожиданно остановилась.
– Филипповна, ты что ль?
Старуха испуганно подняла глаза и подслеповато уставилась на окрикнувшую ее женщину.
– Татьяна? Климова? Ты?
– удивленно воскликнула она.
– Я. А ты, смотрю, все помираешь, никак не помрешь?
– ответила та, не отпуская руку сестры.
– И Наталья с тобой?
– удивилась она еще больше, заглядывая ей за спину, - Я ж думала померли вы давно. Говорят, дом то ваш еще в прошлом году завалился.
– Не дождетесь!
– радостно ответила она.
– Не, мы еще поживем, - поддержала ее сестра.
И глядя на них, Дэн понял, что не просто принял в Дом Престарелых две новых постоялицы, а приобрел две бесценные жемчужины в свою коллекцию древностей.
– Татьяна Климова, прости любимого, - пел Дэн, спускаясь по лестнице навстречу поднимающейся Екатерине Петровне.
– А я к тебе, - сказала она, - Ну, пойдем, тогда у меня в кабинете поговорим.
Она не выглядела ни расстроенной, ни сердитой, и не почувствовав никакой угрозы в ее голосе, Дэн продолжал горланить песню, только вместо Маруси вставлял Татьяна.
– Странная у тебя какая-то Мурка, Майер, - сказала главврач, входя вслед за ним в свой кабинет, - Чего это тебя с утра на блатные песни потянуло?
– Да со старушками этими общался, новыми, - просто пояснил Дэн, - а зовут их Татьяна и Наталья Никитична Климовы. Вот и прицепилась.
– Я тебя про них то и шла спросить. Ну, рассказывай ты. Я уже санитарок послушала, с Геной, который их вчера принимал, пообщалась. Остался ты да окулист.
– Что и Таисья Андреевна уже успела нажаловаться?
– удивился Дэн.