Элемента.N
Шрифт:
— Да, как обычно, — отмахнулась Ева. — Всё нормально, мам, тихо, спокойно, работаю.
— Ты у меня вроде симпатичная девушка, а ведёшь себя, ей богу, как синий чулок. Тихо, спокойно, работаю, — передразнила её мама. — А должно быть шумно, весело, радуюсь жизни.
— Да я и радуюсь, — пыталась сдержать нарастающее раздражение Ева. — только тихо и спокойно.
— Ты у меня как молодая старушка. Случайно носки там вечерами не вяжешь? Пасьянсы не раскладываешь?
— Да, думаю, пора бы уже начать, — потеряла всякий интерес к беседе с мамой Ева.
— Я, кстати, тут намекнула Алексею, что не плохо бы съездить к тебе
— И что Алексей? – с надеждой спросила Ева.
— Он, скорее всего не сможет. А одна я что-то тоже не хочу. Ты, наверняка, с друзьями пойдешь праздник справлять. Хоть друзья-то у тебя есть? – на всякий случай спросила мама.
— Хоть друзья есть, — успокоила её Ева.
— Ну, вот! Ты с друзьями. Я там одна, он здесь один. Ну, кому такой праздник нужен? Да, и устала я после этой Канады. Эти самолёты, разница во времени. Пока туда привыкнешь, пока обратно перестроишься – уже и на работу опять. — сетовала мама.
— Да, и правильно, — поддержала её Ева, скрестив для надёжности пальцы, чтобы мама ненароком не передумала. — Приедете лучше вместе, да весной. Или летом.
— Вот и я так подумала, — облегчённо выдохнула мама, а Ева освободила пальцы.
— Конечно, а летом поедем на озеро купаться, на которое мы как-то ездили, помнишь? – спросила Ева.
— Конечно, помню, — ответила мама, — Так его ж закрыли?
— Как его в этом году опять открыли. Жаль, я поздно узнала. Само озеро почистили, песка завезли, беседок понастроили, лежаки, зонтики. Хочешь — загорай, хочешь — купайся, хочешь — шашлыки жарь. Можно на катамаранах покататься, можно над озером на тросе полетать, можно на водяной горке как в аквапарке, — заливалась Ева соловьём.
— Вот это да! – удивилась мама. — А ведь раньше было болото болотом, только карасей ловить.
— Да, видишь, что-то меняется к лучшему, — согласилась Ева.
— Да, хоть что-то, — поддержала её мама, и она хотела ещё что-то сказать, но Ева услышала, как у мамы в квартире зазвонил стационарный телефон, и мама, явно, вставшая перед выбором отвечать ей или нет, потеряла мысль, — Ева, погоди, я узнаю, кому ещё я понадобилась.
Ева слышала, как сухо она сказала в трубку «Алло!», но потом смягчилась, заворковала с кем-то, и Ева даже хотела уже сама отключиться, подумав, что про неё мама забыла, так надолго она отвлеклась, но мама про неё не забыла.
— Дочь моя, прости, позвонила тетя Люда, ну, помнишь, наша бывшая соседка по старой квартире, сто лет не виделись. У тебя есть ещё ко мне какие вопросы?
— Не, мам, я просто позвонила. Давай, пока!
— Давай! – ответила мама, и Ева слышала, как она, забыв нажать на «отбой» рассыпалась любезностями перед Людочкой, которую, насколько Ева помнила, она всегда терпеть не могла.
— Я знаю, кто мой отец. Я дочь древнегреческого Бога. На днях мне предстоит спасти этот мир. А ещё мой парень переспал с другой девушкой, и мы расстались, хотя он сделал мне предложение. Что ещё? — распалялась она в отключенный телефон. — Ах, да! Тётя Зина умерла. Но ты её никогда не любила, впрочем, как и всех остальных своих родственников. Впрочем, как и отца своего бывшего мужа, который жив, и хранит память о своем погибшем сыне до сих пор.
Она со злостью бросила ненужный телефон на кровать, в гору сопливых салфеток, и хотела снова заплакать, но передумала. Злость исключала слёзы, а воспоминание
Ева достала из сумки незамысловатое кольцо в простым розовым камнем и решительно одела его на палец.
— Ай! – Ева с недоумением уставилась на расцарапанный палец. Попыталась снять кольцо, но с внутренней стороны камня оно втыкалось в кожу, словно иглой, и снять его оказалось непросто. Ева старалась пораниться как можно меньше, но в районе сустава всё же появилась новая царапина.
— Что за ерунда? – Ева уставилась на камень, который теперь казался густо-лиловым. С обратной стороны он действительно был острым, словно ювелир, ограняя его, неправильно рассчитал размеры и сделал его выступающим из оправы. Он втыкался в палец как канцелярская кнопка. «Им можно пользоваться как скарификатором, если вдруг понадобиться взять кровь на анализ» — подумала Ева.
Она рассматривала кольцо со всех сторон. По внутреннему ободку шла какая-то надпись. По наружному тоже была надпись, но буквы настолько стёрлись, что невозможно было ничего разобрать. Интересно, как носила его бедная старушка? Да и носила ли?
Ева поставила подозрительное кольцо на журнальный столик вертикально, камнем вниз с сомнением посмотрела на него изнутри. А потом решительно вдавила в торчащее из него остриё палец. Из проткнутого пальца прямо по прозрачным граням в оправу кольца потекла Евина кровь. «Надеюсь, наполнить этот резервуар крови мне ещё хватит?» — невесело подумала Ева, морщась от боли. Всё же подушечки пальцев – не лучшее место, что брать кровь, слишком чувствительно.
Оказалось, места в оправе было всего на пару капель, и Ева с удовольствием освободила палец. Хотела по старой привычке засунуть его в рот, но кровь ещё текла, и ей пришлось встать и замотать палец салфеткой. Может не мешало бы продезинфицировать ранку, но мысль об этом напомнила ей про Дэна, и мучительно поморщившись уже от душевной боли, Ева удовлетворилась бумажным платком.
Ей казалось, она потратила не больше нескольких секунд на всё это, но, когда она вернулась, камень изменил цвет, и никаких следов крови на кольце, словно она вся впиталась в минерал. Ева слышала про хищные растения, но про хищные булыжники в несколько карат ей слышать не приходилось. Ева подняла кольцо к глазам, камень стал кроваво-красным. Не сказать, что она удивилась. Со знанием дела она снова нацепила кольцо на средний палец руки, камнем к тыльной стороне ладони. И в тот момент, когда его хищное жало снова воткнулось в кожу, Ева будто погрузилась в сон.
Она видела себя, Дэна, Романа. Видела открытый гроб с телом тёти Зины на кладбище. Видела рабочих с той стороны могилы, и старушку – Ева не помнила, как её зовут – которая что-то шептала над гробом, прощаясь. И тот, чьими глазами она сейчас всё это видела, тоже пошёл к гробу, и наклонился, поправляя на тёте Зине саван. А вот и худая морщинистая рука со знакомым кольцом, и камень, мерцающий на раскрытой ладони скорее голубым, чем розовым цветом. Но вот рука с силой сжимается в кулак, чуть дрогнув в том момент, когда острый камень вонзается в плоть, и Ева видит, что другой рукой старушка опускает в гроб какой-то предмет. Рука снова поправляет саван, гладит усопшую на прощанье по ледяной руке и начинает отходить от гроба. Старушка отходит, уступая место следующим прощающимся.