Элементарно, Ватсон!
Шрифт:
— Так в чем же проблема?
— Я человек, добившийся всего, чего хотел. Но только сейчас приходит осознание того, что мои успехи не всегда становились благом для моей страны.
— Почему?
— Непредвиденные последствия. Марк Ханна способствовал моему избранию, но в ходе предвыборной компании он истратил три с половиной миллиона долларов. Боюсь, что именно мы окончательно связали успех на политической арене с деньгами. А такая неразрывная связь рано или поздно станет катастрофой для страны. Самые богатые будут покупать такое правительство, которое им нужно. Я вытащил нас из депрессии, дав бизнесу зеленый свет практически по всем направлениям. Я полагал, что люди, имеющие деньги и власть, будут с честью относиться к своим
— Но ведь народ переизбрал вас.
— Мне не следовало баллотироваться. Я человек девятнадцатого века, и я прекрасно понимал вызовы того времени: необходимость покончить с рабством, построить железные дороги, заселить западные окраины страны. Однако мое время — в прошлом. Мы шагнули в двадцатый век, и с точки зрения истории я подзасиделся у нее в гостях.
— Господин президент, — сказал я, — но если бы вас убили, что стало бы с нацией?
Он улыбнулся.
— Это меня как раз не тревожит. Я баллотировался вместе с поразительным человеком, моим новым вице-президентом. Его зовут Теодор Рузвельт. И он является как раз тем, чем я никогда не смогу стать — личностью двадцатого века.
— Я, кажется, слышал о нем, — сказал Холмс. — Ведь это он вел в бой кавалерию в битве на холме Сан-Хуан [43] ?
Маккинли кивнул.
— Когда война началась, Рузвельт был министром военно-морского флота. Он немедленно подал в отставку и организовал собственную кавалерийскую бригаду. Сражаясь бок о бок со своими бойцами, он отличался невероятной храбростью. Теодор — настоящий герой. И это должно сыграть большую роль, когда стране доведется увидеть его на посту президента. Прекрасное образование, уважаемый историк — но в то же время он был способен, оставив политику, несколько лет перегонять скот на территориях Дакоты. И ведь ему всего сорок два! Бесстрашен, умен, с абсолютным иммунитетом к коррупции. Он настолько живо и глубоко понимает наше время, что человеку девятнадцатого века — такому как я — мог бы показаться пророком. Рузвельт — тот, кто особенно нужен сейчас, в преддверии наступающих тревожных времен.
43
Битва на Кубе во время войны США с Испанией.
— Тревожных? — переспросил я.
— В Европе этнические группы, нередко связанные родством языков, сливаются в новые нации, создают новые союзы — впрочем, началось это не вчера. На карте мира возникли Германия и Италия, и уже в 1870 году Германия наголову разбила Францию. Панславистское движение способствует связи России с Балканами, а растущая сила Российской империи крайне настораживает Турцию и Японию. Сейчас все эти государства, и не только они, активно вооружаются — и движутся к конфликту, причем не шагом, а галопом.
— А что может сделать мистер Рузвельт?
— Через несколько дней он сможет показать миру, как строго и упорядоченно происходит смена власти в нашей стране. Если один лидер страны умирает, другой — еще более сильный и энергичный — тут же занимает его место. Затем мистер Рузвельт продемонстрирует миру силу и мощь Соединенных Штатов. Я уверен, что начнет он с флота — это то, что он знает лучше других. Он уже предложил готовить Великий белый флот к кругосветному путешествию, дабы американский флаг развевался на всех морях. Германия уже строит флот, которым намерена превзойти британский. Но если бы кайзер понял, что ему предстоит сразиться с двумя могучими морскими державами, то на какое-то время воздержался бы от любых военных действий.
— Значит, Рузвельт для вас — некоторый выигрыш во времени?
— Да. Я уверен, что если он сделает все, что запланировал, то сможет оттянуть большую войну на десять лет, а если сделает больше, чем задумано, отсрочка может составить лет пятнадцать. С каждым мирным днем наша страна будет становиться богаче, сильнее, неуязвимее. Отсутствие войн даст Рузвельту возможность начать охрану природных богатств ради будущих поколений. Оно же даст ему силу начать борьбу с трестами, которые монополизировали промышленность, задушив конкуренцию и доведя рабочих и фермеров до нищеты. Я не знаю, что еще он сделает. Он человек будущего — я же весь в прошлом. Главное, что я знаю: настало время уступить ему дорогу.
— А что будет с вами?
— Это, сэр, зависит от вас. Я хотел бы, чтобы покушение состоялось в ближайшие несколько дней. Затем мне понадобится ваша помощь в моем «посмертном» существовании. Мы с женой хотели бы уехать куда-нибудь, где можно было бы провести старость, оставаясь никому не известными частными лицами. Я люблю свою страну — и всю свою жизнь делал для нее все, что мог, — но сейчас вполне удовлетворился бы тем, чтобы следить за ее успехами издалека.
Он свел брови и испытующе посмотрел на Холмса. После недолгого молчания мой друг произнес:
— Что ж, сэр, я принимаю ваше поручение. Сегодня третье сентября. Мы должны действовать быстро, а число посвященных должно быть крайне ограничено. Думаю, к шестому мы будем готовы.
С этими словами он встал. Маккинли, с улыбкой на лице, тоже поднялся с кресла. Мне не оставалось ничего другого, как последовать их примеру, хотя вся эта спешка мне была не вполне понятна. Выйдя из дома, мы с Холмсом увидели, что капитан Аллен ждет нас у конного экипажа. Когда мы сели, Аллен сказал вознице:
— Гостиница «Джанесью», — и отступил в сторону, пропуская кабриолет.
По дороге Холмс попросил извозчика остановиться у телеграфа. Одна из таких контор находилась на Мейн-стрит, недалеко от нашей гостиницы. Холмс вошел внутрь и заполнил бланк, прикрывая его рукой, чтобы я не увидел написанный им текст. После этого он отдал бланк телеграфисту, заплатив за услуги три доллара.
Когда мы вернулись в кабриолет, он произнес:
— А сейчас, пожалуйста, на Панамериканскую выставку.
— Но там все закрыто, сэр, — сказал возница. — Вот-вот пробьет полночь.
— Именно, — промолвил Холмс.
Кабриолет двинулся в северном направлении по пустынной Делавэр-авеню. В ночной тишине раздавался только цокот копыт по камням мостовой. Дома по обе стороны улицы были погружены в темноту.
Не прошло и десяти минут, как мы достигли места, где авеню делала большой поворот, после чего перед нами предстала Панамериканская выставка. Издалека она представляла собой странное, почти фантастическое зрелище. На территории городского парка площадью триста пятьдесят акров были возведены самые различные сооружения. И поскольку выставка прежде всего была праздником прогресса, символом которого являлось электричество, все главные здания и сооружения украсили по фасаду или по всему периметру электрическими лампочками. Все они горели, отчего выставка казалась столицей какой-то сказочной страны.