Элеонора Дузе
Шрифт:
столицах и самых крупных провинциальных городах, и трупп второ¬
степенных, которые играли в небольших городках и в больших дерев¬
нях, существовало еще множество бродячих актерских трупп. Вооду¬
шевленные еще пе вполне осознанными стремлениями, желая угодить
изменчивым вкусам зрителей, они давали простым людям возмож¬
ность посмеяться и поплакать. С необыкновенной легкостью перехо¬
дили они от драмы к фарсу, от Шекспира к инсценировке сенсацион¬
ного
«Вокруг гордая бедность, пытливые умы, обреченные на невеже-
cnm, голодные мечтатели в дырявых башмаках, предпочитающие хо¬
рошую роль хорошему обеду, чудаки, готовые мириться с любыми
лишениями и даже порой посмеиваться над ними, по над искусством
никогда; большие крепкие семьи, тесно связанные одной глубочай¬
шей страстью, простая, патриархальная жизнь, когда делятся послед¬
ним куском, раз уж нечем больше делиться, и беседуют об искусстве.
Вечные переезды, всегда трудные, каков бы ни был способ передви¬
жения. Вот примерно та действительность, которая окружала меня и
учила в детстве, отрочестве, а позднее в юности познавать мир» *.
Так описывает жизнь бродячих актеров Эрмете Цаккони 13, такой же,
как Дузе, человек театра.
А несколько ранее он рассказывает об уроках отца, которые запе¬
чатлелись у него в памяти на всю жизнь. Отец Эрмете, скромный
актер отнюдь не первоклассной труппы, как-то застал сына в слезах,
Оказывается, за ним гналась ватага мальчишек, как это часто быва¬
ет, с воем, визгом и криками: «Гони его вон, вон, он сын комедиан¬
та!» Узнав, в чем дело, отец взял сына за руку и привел на сцену.
Там он сел, поставил мальчика между колен и медленно произнес
следующее наставление: «Слушай, стоит ли плакать из-за невежест¬
ва этих ребят? Лучше пожалей их, посочувствуй им. Проповедуя с
этой трибуны любовь ко всему доброму и прекрасному, я продолжаю
быть наставником. Играя на сцене, я знакомлю людей с мыслями тех
избранных умов, которые служат на благо человечеству и являются
его славой. Нет, сын мой, театр — это не фабрика лжи и обмана вроде
ярмарочных балаганов, это школа воспитания души. Великие поэты,
мудрые мыслители сочиняют для пас тексты, а мы изучаем их, стара¬
емся понять, а потом растолковываем толпе и, пытаясь вызвать лю¬
бовь к их мыслям, воплощаем в живые страсти, в человеческий крик
творение поэта и нравоучительные высказывания мудреца. Так мы
учим любить родину, семью, все человечество, учим чтить и блюсти
законы, и божественные и человеческие. Так пусть же невежды на¬
зывают тебя комедиантом. Пожалей их и иди своим путем, помни,
что драматический театр — это и школа и храм, где добрые проповед¬
ники воспитывают в духе добра и справедливости слабые и заблуд¬
шие души человеческие».
Следуя традициям, восходящим еще к комедии дель арте, бро¬
дячие труппы часто прибегали к импровизации, вводили в представ¬
ление персонажи, которые, вмешиваясь в ход комедии, вносили в нее
местный колорит и собственные характерные черты. Иногда случа¬
лось, что рядом со знаменитыми масками, такими, как Коломбина,
Арлекин, Бригелла, Пульчинелла, и другими, достаточно хорошо
известными и неизменными, появлялась вдруг новая маска, не столь
примечательная, которая жила лишь до тех пор, пока выступал со¬
здавший ее актер.
Дед Элеоноры Дузе, Луиджи Дузе , был последним из крупных
представителей комедии дель арте.
Он родился в Кьодже в дворянской семье древнего рода, все пред¬
ставители которой начиная с семнадцатого века приобрели извест¬
ность, занимаясь мореплаванием, коммерцией либо, наконец, наукой.
Луиджи Дузе начал свою карьеру скромным служащим в ломбарде
города Падуи. Потом он увлекся любительским театром и в конце
концов поддался искушению и целиком посвятил свою жизнь сцене.
Будучи уже отцом двоих детей, он получил ангажемент у знаменито¬
го Анджело Роза 16 и стал во главе собственной труппы.
В Венеции его труппа пришлась по душе публике. Четырнадцать
лет прожил он в этом городе, имел немалый успех и был широко
известен. Выражаясь фигурально, Дузе был последним аристократом
венецианской комедии. Он умел раскрыть всю прелесть репертуара
Гольдони, вдохновенно создавая на сцене сочные, правдивые образы
его комедий, и начал новую эпоху в истории театра. Он отказался от
традиционных масок, всячески содействовал реформе комедии дель
арте, требуя от артиста точного знания текста роли, и говорил, что
ему становится просто не по себе, если какой-нибудь актер произно¬
сит отсебятину вместо написанного Гольдони или Гоцци.
На сцене он изображал определенный тип, создал новую комиче¬
скую маску — Джакометто, которая имела успех и была тепло приня¬
та публикой. Жорж Занд в своей книге «История моей жизни» рас¬
сказывает, как во время пребывания в Венеции вместе с Альфредом
де Мюссе она аплодировала Луиджи Дузе, не превзойденному в своих