Элеонора. Кровные узы
Шрифт:
— Юля, что за выходки! Мне же твои родители за такое... голову оторвут.
— Тетя Элеонора, ты — самая продвинутая ведьма всех времен и народов! Как ты круто во все въезжаешь. Не беспокойся, я взрослая, мне почти семнадцать. А вот предки никак не могут просечь, что я уже не ребенок.
— В любом случае курить тебе еще рано. Сама же видишь, что получилось. Расскажи лучше об Андрее. Ты говорила, что вы больше не дружите.
— Андрей... Нет, мы снова общаемся. Он в последнее время опять стал нормальным, а то поступил в институт и заважничал, как неизвестно кто. Представляешь, мама считает, что в моем возрасте с парнями не дружба, а... совсем другое. Ну, как мне ей объяснить, что он интересуется не глупостями, а вполне нормальными вещами! Вот, например, тяжелый металл. Ты слушаешь такую музыку?
— Отчего же нет, под настроение вполне можно и послушать.
— Ой, я и не знала, что у тебя такая суперская фонотека — «Metallica», «Ария», «Глюкоза»... Давай поставим вот этот.
Юная девушка и женщина, которую с виду можно принять за ее ровесницу, начинают танцевать под музыку, которая непродвинутому слушателю может показаться смесью воя, рычания, металлического скрежета и прочих устрашающих звуков. Музыкальный ритм захватывает их, и вот уже вокруг не стены гостиной с японскими гравюрами в бамбуковых рамочках, а грохочущая и сверкающая огнями дискотека. На эстраде выступает какая-то клевая группа. На музыкантах невообразимые одеяния из черной кожи, украшенные множеством металлических цепей и заклепок. Лица их разрисованы жутковатым демоническим гримом, отчего вся группа кажется пришельцами из другого мира. А впрочем, так оно и есть: у одного поверх широкополой шляпы поблескивают сверкающие металлические рога, другой в такт музыке машет жесткими кожаными крыльями. Вокруг прыгают, извиваются, выделывают самые невероятные движения парни и девушки «от шестнадцати и старше». Все веселы и счастливы, все ловят сумасшедший кайф. В зеркале на стене Юля видит себя, на ней вовсе не школьная форма, а нечто безумно стильное из красной блестящей кожи и старинных кружев. Обернувшись, она замечает тетю Элеонору. Та танцует с каким-то высоким темноволосым юношей, выделывая головокружительные акробатические трюки. Краем глаза девочка замечает столики, стоящие в глубине. За одним из них сидит мужчина лет тридцати в средневековом черном костюме. Он потягивает коктейль из соломинки и с еле заметной улыбкой наблюдает за танцующими.
Через некоторое время Юля выдыхается, движения ее становятся все медленнее, она останавливается, и тут же все исчезает. Никакой дискотеки, страшноватой музыкальной группы, беснующейся молодежи. Она снова в гостиной тети Элеоноры. Хозяйка дома изящно присаживается на кожаный диван цвета крем-брюле. Она совсем не устала, даже дыхание ее осталось таким же ровным, как будто и не бесилась несколько часов подряд.
Девочка смотрит на нее и с самым невинным видом произносит:
— Ну, если все это не волшебство, то я совсем ничего не понимаю в жизни!
Настоящее время, офис
Телефонный разговор между теми же лицами
— Привет, Валера Иваныч! Короче, кое-что удалось нарыть. Фигня там у вас еще та, должен сказать. До недавнего времени всем заправляло агентство «Хоббитания». Причем сцепилось оно из-за этого объекта, вашего дома, с парочкой других аналогичных контор, буквально изо рта у них кусок вынуло.
— Так кто всю эту кашу заварил? Разбираться-то с кем?
— А вот это и есть самое непонятное. Веришь ли, когда «Хоббитания» подключилась к делу, процесс уже шел полным ходом. В других конторах, которые до них тут чего-то пытались словить, тоже говорят, что заказ расселить парадную им никто не давал. Обратили внимание, что жильцы неорганизованно разъезжаются, по своей инициативе, и, так сказать, подхватили идею. Я тут поспрашивал кое-кого, мало ли какая ерунда может быть. Нет, с радиацией все чисто, с этими, геомагнитными излучениями тоже. Говорят, правда, что имеется повышенная аномальная активность. Так, где в Питере ее нет. В газетах, вон, почитай, и не такое пишут.
— Постой, значит, кто начал всю эту ерунду, выяснить не удалось? А теперь кто этим занимается, «Хоббитания»?
— Я тебе еще не все рассказал. Никто вашим домом сейчас не занимается. Вообще никто. Последняя сделка проходила где-то с месяц назад, и все, тишина. Так что мой тебе совет: когда придут с предложениями, выторговывай условия повыгоднее и соглашайся. Чует мое сердце, тут у кого-то сильно крутого свой интерес, а у таких, знаешь ли, на дороге лучше не становиться.
Снова тот же дом в историческом центре
Дверь парадной потихоньку открывается, и в образовавшуюся щель осторожно просачиваются трое парней. Вроде бы все чисто: рабочий день, одиннадцать утра, все нормальные люди сейчас кто на работе, кто на учебе, а пенсионеров от телика за уши не оттащишь. А собственно говоря, чего им бояться? Они же не воры, чтобы брать чужое. Разведка донесла, что здесь полно выселенных квартир, а там вполне могут встретиться весьма интересные вещицы. Главное, правильно сориентироваться и впарить нужную вещь нужному челу. Кто-то, к примеру, тащится от старых открыток, кого-то хлебом не корми, а предоставь очередную фарфоровую статуэтку. Ну и все, что можно без проблем сдать в салон, торгующий антиквариатом.
Была бы машина — можно было бы, как умные люди, поездить по области. Заброшенных деревень и в конец захиревших областных городишек нынче до фига и более, озолотиться можно. Там, в глубинке, многим вещам просто цены не знают, такое могут выбросить за ненадобностью, что в любой крутой комиссионке с руками оторвут. Но машины ни у кого из них нет и не предвидится, да и заморочно это все — сдавать на права, бензин, техосмотры, да еще, глядишь, какой-нибудь козел на джипе устроит столкновение, и попадешь на такие деньги, что пахать будешь всю оставшуюся жизнь как папа Карло. Нет уж, нам и в городе есть где развернуться. Главное — не столкнуться с серьезными конкурентами, теми, кто работает по-крупному. Костей потом не соберешь, или после такой встречи запросто можно превратиться в еще одно привидение, обитающее в каком-нибудь бывшем доходном доме, который год безуспешно дожидающемся капремонта. Но сюда крутые ребята, похоже, еще не добрались; можно осторожненько заглянуть в одну-две квартиры и — в лесок, до дому.
Троица останавливается перед дверью на втором этаже. На двери множество звонков, под каждым табличка с фамилией — старинные, из блестящего металла, и вполне современные, написанные от руки печатными буквами. Сразу видно — никто здесь не живет: провода от звонков грубо оборваны, их разлохмаченные кончики торчат в разные стороны.
Старший из троицы, в жилетке с множеством карманов, достает из одного из них отмычки, за которые в свое время отдал почти новую стереосистему, какое-то время ковыряется в замке, а потом, чуть приоткрыв дверь, делает жест фокусника, только что исполнившего сложный трюк. После этого он демонстративно надевает перчатки, приобретенные в магазине «Все для садоводов». Остальные следуют его примеру: «Мы работаем чисто и не оставляем никаких следов». Все-таки хорошо, что они не поддались уговорам бывшего одноклассника и не пошли в «черные» следопыты. Бродили бы по лесам и болотам, выковыривая из земли всякие ржавые железяки и — брр! — кости. А еще, чего доброго, могли бы столкнуться нос к носу с «белыми», идейными коллегами, а они так могут навешать, мало не покажется. Мы лучше как-нибудь так, без пыли и особых хлопот, а ихние байки будем слушать на теплой кухне за кружкой пива...
Так, что мы имеем с гуся? Луч фонарика скользит по стоящим вдоль стены коридора стульям послевоенной эпохи, кошмарного вида вешалкам, задерживается на стильном резном буфете с совами. Классная вещица, но не переть же ее на себе. После недолгого размышления старший поворачивает налево, к двери, над которой слабо светится замазанное белой краской окошко. Подойдя к двери, он достает из другого кармана масленку с машинным маслом, тщательно смазывает петли, вытирая несколько случайно пролившихся капель чистой тряпочкой.
Квадратная, почти пустая комната. Из мебели здесь остался только приземистый сервант с зеркалом годов примерно пятидесятых и массивный платяной шкаф из светлого дерева. Судя по многочисленным выгоревшим прямоугольникам на обоях, здесь когда-то было тесно от картин и фотографий в рамках. На первый взгляд поживиться тут нечем.
Но это не имеет никакого значения. Этаж «господский»; те, кто жил здесь до революции, вполне могли что-то припрятать. К примеру, свалили за границу или еще куда, думали, что когда-нибудь вернутся за фамильными бриллиантами... Старший становится на четвереньки и принимается простукивать пол. Звук везде одинаковый. Хотя нет: вот здесь, возле плинтуса, что-то есть. Кладоискатель останавливается, вынимает из рюкзака устрашающего вида нож и поддевает им одну из паркетин. Так и есть, чутье не подвело! Но добычей его становятся всего лишь пятьсот доперестроечных рублей и свернутый в трубочку журнал из ГДР с полуодетыми красотками. Ничего, от проколов никто не застрахован, а к поискам они еще по-настоящему и не приступали. Подоконник, явно «родной», мраморный; он будет не он, если здесь не обнаружится клада. Но подоконник, несмотря на все усилия, отказался покидать свое место.