Эльф из Преисподней. Том 3
Шрифт:
Вместо этого она прокляла целый мир, превратив его в могильный памятник самому себе. Воздействие праха изменило обитателей Рима-Порта, инкастодов, превратив их в безумных монстров, а заодно — в заповедник для слуг госпожи, где они могли развлекаться, убивая аборигенов. Также они служили источником гавваха для различных целей Семирамиды, будь то выращивание новых дьяволов, использование в качестве валюты или проведение таинственных экспериментов.
Но госпоже Миноса было не чуждо милосердие. Она выделила наиболее достойных членов общества инкастодов, учёных, творцов, философов; и, преобразовав их
Система, устроенная Семирамидой, предполагала, что порой среди инкастодов будут стихийно появляться гран-инкастоды. Осознав грехи предков, они раскаются и отправятся на Имб на лодке, маршрут которой предполагал только одно направление — на остров, но не с него.
Верилия слугой владыки Миноса не была, однако это не остановило её и кучку таких же авантюристов от того, чтобы сунуться на Рима-Порт. Такое периодически случалось, и хотя подобные набеги считались преступлением и жёстко пресекались, порой удачливые дьяволы обходили все защиты и возвращались на Минос с полными мешками хризалид. А хризалиды ценились высоко. Очень высоко.
— Если ладья идёт в одну сторону, то попасть на большую землю вы должны были…
— На стазис-лодках. Мы всё предусмотрели, — сказала суккуба. Скривилась, будто проглотила лимон, — Кроме того, что этих болванов схватят рядом с порталом, а Вилша сожрут кастоды. Но какая разница сейчас-то? Обратно Харон перевезёт нас без проблем.
— Харон?
— Перевозчик через Ахерон.
— А он не будет задавать лишних вопросов?
— Его задача — перевозить достойных, а не трепать языком. Мы же по меркам Рима-Порта — достойнее некуда. Даже ты. Вспомни, кто составляет нам конкуренцию.
Я представил типичного уродца, наполовину разложившегося, с лоскутами кожи и жёлтыми клыками, влажными от едкой слюны, и понял, что суккуба права.
А ещё я понял, что Семирамида была не из тех разумных, которых я бы желал увидеть лично. С тех пор как я попал на Землю, как-то зачастили упоминания могущественных сущностей. Такими темпами придётся признать, что я — не самый сильный разумный…
За познавательной болтовнёй мы и не заметили, как вышли к берегу реки. И посмотрев на её воды, я понял, почему Верилия сильно удивилась, когда Дженни сказала, что пересекла Ахерон.
Над мутными, серыми водами реки стелился туман. Из его глубины доносились обрывки всех наречий, дикий ропот — слова, в которых боль, и гнев, и страх, сливались с вздохами, плачем и исступленными криками. Гул этот нарастал, накатывал на берег вместе с возмущёнными волнами, и на волнах проступали, тут же уносясь в безвременье, чьи-то лики.
Зачарованный, я приблизился к Ахерону, впитывая давнишние эмоции, излучаемые рекой. Из мглы, висевшей над водой, выскользнули призрачные руки, устремились ко мне — и, бессильные, повисли, не смея перейти границу меж Ахероном и землёй.
— Не обращай внимания, — посоветовала Верилия, с наслаждением стащив с себя рюкзак. Поставила его в береговой прах и уселась поблизости.
А скопище сумрачных ладоней всё расширялось и расширялось. Новые и новые длани возникали, взмывали ввысь, бились о невидимую границу, стараясь дотянуться до нас. Лица, искажённые злобой, и завистью, и страданием, бурлили на поверхности волн.
— Зрелищно, — признал я.
— И вот эта дрянь хотела меня поймать, — мрачно сказала Дженни. Показала Ахерону язык и, зачерпнув в кулак песка, швырнула его в реку. В той мгновенно закрутился водоворот. Стенания душ, плававших в Ахероне, стали громче, угроза в них усилилась.
Постепенно туман перетёк к берегу, сгустился, сложившись в знакомый образ — и рядом с нами появилась мерцающая, мглистая пристань. Верилия пробормотала:
— Не спешили, однако.
И, подхватив рюкзак, направилась к ней. Я последовал за девушкой, а Дженни устроилась у меня в волосах. Судя по тому, как схватилась за них, втайне фантазировала о том, как управляет мной, используя мою шевелюру как рычаги.
Несмотря на ненадёжный внешний вид, пристань по прочности не уступала и крепкому камню. Я притопнул, проверяя, как отзовётся туман. Подо мной, скалясь в злобной гримасе, проплыло пенное лицо.
Ждать перевозчика пришлось куда меньше, чем появления пристани. Лишь только мы замерли на её краю, показалась вытянутая лодка — её борта представляли собой переплетение пожелтевших от времени костей. Нос ладьи венчал череп, поддерживаемый двумя костяными руками.
Лодкой управлял худощавый старик в тряпье, заросший древней сединой так, что из бороды его показывались только кончик носа да глаза. При его появлении река забеспокоилась, окуталась рыданиями — и на берегу объявились несколько инкастодов. На них старик даже не взглянул, а они, попробовав ступить на пристань, потерпели неудачу. Ступня одного уродца угодила в воду, и его моментально затянуло в глубь реки. Лишь тихий всплеск отметил, что мгновением раньше там кто-то стоял.
Второй дьявол завизжал и умчался прочь, скрывшись в лесу.
Борт ладьи уткнулся в край пристани. А мы очутились в компании со стариком, который обладал самым скрипучим голосом из всех, что я когда-либо слышал.
— Ты! — Он ткнул в меня. Поколебался и повторил жест с пикси, — И ты! Вы смертные. Вам нечего делать здесь.
— Поэтому мы и желаем поскорее убраться из Рима-Порта, — произнёс я.
— Ты не туда свои шаги направил, — нахмурился Харон, отчего борода его зашевелилась, словно живая. В глазах перевозчика зазмеилось пламя, — Ищи иной путь или сдохни в проклятом мире, где тебе не следовало появляться.
Рубище старика затрепетало, будто под ним закопошились многочисленные щупальца.
— Мой челнок не для таких, как ты. Смертному духу непозволительны пути бессмертных.
Верилия оторопела. Она верно сообразила, что я не дам ей свалить в безопасность и бросить меня с Дженни.
А оставаться в Рима-Порте с нами ей крайне не хотелось.
— Может, договоримся? — предложила она, приняв соблазнительную позу и облизав губы.
— Не договоримся! — отрубил старик.
Я посчитал, что, как милостивый демон, не могу не прийти суккубе на выручку. Потому я выступил вперёд, едва не врезавшись в Харона, и сказал: