Эльф из Преисподней
Шрифт:
Улучив момент, я спросил у Петра, что грозит за непосещение занятий.
— Исключат, — коротко сказал он. Моя помощь с будильником задела его тонкую натуру.
— Даже аристократа? Даже княжну?
— Ну, её — заметно позже, чем простолюдина.
Невысказанное «вроде тебя» осталось за скобками. Соседу вздумалось, что я намеревался пропускать уроки. А ведь я ещё не затронул и самых основ чернокнижия! Нет, для меня, как образцового студиоза, полная посещаемость была непреложной обязанностью.
Берий
Ко мне не подходили; боялись. После того как я отделал трёх здоровяков, увешанных артефактами, стало мучительно ясно, что развиваться с одноклассниками не для меня. Вообще-то, это была обязанность Берия как наставника — показывать приёмы, учить стойкам и делать прочие фехтовальные штуки! И он справлялся с ней препаршиво.
А точнее, напрямую игнорировал своё призвание. Аристократов положение устраивало: их натаскали родовые бойцы, для дальнейшего обучения имелись отдельные предметы. Там-то их развивали — за внушительную плату.
Простолюдинов же в расчёт никто не брал. Их и было-то не так много, да и польза от них, как считалось, сугубо магическая. В армию офицерами их бы всё равно не взяли.
Всё это я выяснил, разговорившись с безымянным простолюдином, который в схватки не лез, поскольку боялся боли. А вот меня почти не боялся — делить нам было нечего.
За болтовнёй я упустил момент, когда Николай, нашедший уверенность в банде своих ручных горилл, начал зажимать Кану. Он настойчиво требовал её для следующего спарринга. Понятия не имею, чего добивался парень, унижая девушку. Думал, что, раз я периодически пересекался с ней, то он испортит мне настроение? Спровоцирует меня на что-нибудь?
Я же тянул его злобную радость вперемешку с её отчаянием и продолжал беседу. Наконец, нервы бывшего главаря горилл не выдержали.
— Грязь, прекрати выделываться и дерись! — воскликнул он и, судя по смачному звуку, залепил девчушке пощёчину.
А может, вмешаться? Разыграть рыцаря, что приходит на помощь даме, естественно, вовсе не рассчитывая на награду?
Но получится ли правильно обставить дело? Ведь на занятии присутствовала и Лютиэна, а её ревность, хоть и умиляла, грозила обернуться разного рода проблемами.
Тем временем Николай вновь ударил Кану. Заплаканная, она пыталась защититься, но разные весовые категории и уровни подготовки оставляли ей мало пространства для манёвра. Я устремился к ним — и краем глаза уловил, что сюда заспешил и Пётр.
В его душе ярко горело негодование. Доблестный защитник униженных и оскорблённых — до чего прелестная позиция! Особенно когда подпитывает её истинность чувств.
— Мой добрый друг Коля, — с улыбкой начал я, — не желаешь ли ты вновь скрестить клинки? Зачем искать боя с заведомо слабым противником, когда можно поучиться у сильнейшего?
Гориллы Вединского, которым досталось целительного супчика, услышали мои слова и отчаянно сделали вид, что к ним они не относились. Кое-какую мудрость они почерпнули, раз не стали влезать.
Боль — прекрасный учитель! Чудесным образом учит жалости к себе.
— К реваншу я пока не готов, — ответил Николай, проявив изрядную живость ума. Даже не выказал, как сильно его задело фамильярное обращение, хотя внутри вскипел от злости.
— А как насчёт боя со мной? — осведомился Пётр, встав рядом. Кана взглянула на него с горячей благодарностью. Мне же достались от девушки жалкие её крохи.
Всё верно, ведь в моём вызове доблести было мало, а вот Белавин-младший — птица невысокого полёта. Такую решимость надо вознаградить.
Николай согласился на схватку, и бойцы встали в позицию. По отмашке устремились одним к другому, и зазвенели клинки.
Пётр резко взмахнул мечом, но Николай был проворнее и с похвальной ловкостью двинул Белавину-младшему рукоятью меча в рот. Пётр закинул голову и зашатался, однако ему достало сил уйти из-под следующего удара.
Тот пришёлся вскользь и плашмя, однако Пётр зашипел от боли. Тяжеловесно затопал на врага, махая мечом, как дубиной. От знакомства губ с рукоятью из головы бедолаги вывалились все заученные стойки.
Опять — стук и лязг, мерзкий скрежет, торжествующие вопли Коли и тяжёлое, сбившееся дыхание соседа. Он-то полагал, что его благородный порыв будет замечен удачей и та улыбнётся ему. Но надеяться на удачу, когда противостоишь сильному врагу — дело гиблое.
Пётр проиграет. Я видел это отчётливо. Его нараставшая паника, торжество в оскале Николая. Сосед отступал, пропуская выпады, закрывшись в глухой, но дырявой обороне.
Обычно я не беру на себя роль судьбы. Но когда я представил, как корёжит Колю, как он скулит, потеряв легчайшую победу, то зажмурился от предвкушения.
Мягкое касание воли, и усиленный меч Петра ломает клинок Вединского. Не останавливаясь, влетает тому в бок. Коля захрипел, согнувшись пополам.
Треснули ли рёбра? Нет, атака прошла ниже.
— Поздравляю, — Я хлопнул по плечу Петра, в недоумении пялившегося на свою железку. Подскочила Кана, обняла Белавина-младшего и тут же отпрянула, словно обожглась. Её смущение почти обжигало.
Ликование простолюдинов, которые нашли в лице Петра защитника своего положения, прервало лишь возвращение Берия. Он возвестил о конце урока.