Эльфийская месть
Шрифт:
– Нашему народу предстоит еще немало битв, – печально заговорил он. – Под сенью леса я чувствую себя уверенно. Клан Эльманесси уже давно не воюет с соседями-эльфами, и даже людоеды предпочитают держаться подальше от наших охотничьих угодий. Но сегодняшние проблемы выше моего понимания. Ты нужна нам, Эрилин. Поскорее возвращайся в лес.
– Меня не будет всего несколько дней, – пообещала она. – Некоторые вещи можно отыскать только в городе. Как я уже говорила, необходимо выяснить, почему Бунлап натравливает людей на эльфов. В Зазеспуре у меня имеются кое-какие связи, что-нибудь
– Я в тебя верю. Мы хорошо сработались, ты и я, – ответил Амарил.
Внезапно он остановился, повернулся к ней лицом и взял обе ее ладони в свои руки.
– Есть еще кое-что. Мы с тобой и так многого достигли, но я хотел бы сделать наши отношения еще глубже. Подумай, как было бы прекрасно, если бы мы могли обмениваться мыслями, знать намерения и планы друг друга, не прибегая к словам. Эрилин, давай вступим в контакт, а после возвращения из города останься со мной навсегда!
Эрилин была слишком поражена его словами, чтобы отвечать, и молча смотрела на Амарила.
Контакт означал самую близкую связь между эльфами, и эта связь оставалась на всю жизнь. Даже среди эльфов контакт был не слишком частым явлением, а об установлении подобной связи между эльфом и человеком не могло быть и речи. Будучи только наполовину эльфийкой, Эрилин даже не могла с уверенностью знать, способна ли она поддерживать эту мистическую нить.
Более того, к своему собственному удивлению, Эрилин осознала, что не хочет пытаться. Амарил был благородным эльфом, прекрасным воином. Он был отличным и верным другом и обладал всеми качествами, которые ценила Эрилин. Но, как бы он ни был хорош, как бы ни нравился ей, идея объединить мысли ее не привлекала. И дело было не в ее характере. У Амарила было все, что искала она в людях, но этого оказалось недостаточно.
Эрилин не могла подобрать слов, чтобы объяснить свой отказ. А потому она решила поступить так, как делали многие достойные женщины: бесстыдно солгать.
– Ты оказал мне великую честь, – начала она со слов, которые могла произнести совершенно искренне. – Я восхищаюсь твоей преданностью клану, И ты прав. Мы могли бы достичь большего как военные лидеры, если бы понимали мысли друг друга.
– Только не подумай, что я предложил тебе это лишь ради своего клана, – улыбнулся Амарил. – Контакт с тобой будет означать для меня великую радость.
– И для меня тоже, – ответила Эрилин. – Но я не могу… Я уже связана с другим.
Амарил окинул ее долгим недоверчивым взглядом.
– Но как же так? До праздника летнего солнцестояния ты была девственницей!
– А как же близнецы? – возразила Эрилин. – Контакт между ними устанавливается с самого рождения. Есть много способов установить связь. Каким бы драгоценным ни было для меня воспоминание о той ночи, в жизни имеются и другие.
Ее слова отрезвили Амарила.
– Я все понимаю. Прости, – пробормотал он.
– Мне не за что тебя прощать, я могу только поблагодарить тебя за предложенную честь.
Эльф кивнул и накрыл ее руку своей ладонью. Он достойно пережил отказ,
– Скоро утро, тебе надо хорошенько отдохнуть перед дорогой, – сказал он.
Они вернулись в лагерь, где отдыхали Кендел
Две эльфийки со странным эскортом пробирались вдоль опушки леса. Они выбрали длинный путь, но Эрилин опасалась попасть на глаза Бунлапу. Первый день они шли пешком, но на следующее утро девушка в облике крестьянского парня зашла в одну из деревень и купила трех сильных лошадей и ослика для Джилла.
Верхом все четверо быстрой рысью направились в сторону гор, где находилось тайное убежище Тинкерсдама. Им нужна была помощь алхимика.
Путники погоняли лошадей – насколько осмеливалась Эрилин и позволяла Феррет, и к полуночи добрались до входа в пещеру. Лошадей оставили в небольшой сосновой рощице, и Эрилин повела своих спутников по запутанному лабиринту подземных переходов.
Тинкерсдам не спал и, как обычно, был занят своим делом. Алхимик никогда не придерживался определенного расписания, а в подземной пещере, где невозможно проследить за ходом времени, его и вовсе не заботила смена дня и ночи.
Путники обнаружили Тинкерсдама лежащим на спине под громоздким сооружением из дерева, по размеру и очертаниям напоминавшим экипаж. Из-под рамы торчали только пухлые кривые ноги алхимика, причем стопы находились в опасной близости от кипящего чайника.
Первым желанием Эрилин было отодвинуть чайник, но она вспомнила, что, каким бы увлеченным ни казался Тинкерсдам, он всегда знал, что творится вокруг. Вероятность опрокинуть кипящий чайник для него была не больше, чем для хафлинга отказаться от обеда. А во-вторых, не было никаких видимых причин, заставлявших чайник кипеть. Он висел на металлической треноге над голыми камнями. Не было ни огня, ни даже горстки тлеющих углей. Следовательно, что бы ни булькало в этом сосуде, лучше его не трогать.
– Так ты вернулась, – заявил Тинкерсдам, даже не позаботившись выползти из-под непонятного сооружения. – И, как я вижу, привела с собой друзей.
Полуэльфийка, нагнувшись, заглянула под раму и увидела, что алхимик соединяет множество трубок с сосудами.
– У меня есть для тебя работа, – сказала она.
– Как видишь, в данное время я занят, – равнодушно заметил Тинкерсдам.
В голове Эрилин закружились десятки возражений: важность и срочность предстоящего задания, значение успеха для эльфийского народа, ее собственное отчаянное стремление освободить душу напарника-Арфиста, а может, и свою душу от необходимости вечного служения Лунному Клинку. Но ни одна из этих причин не смогла бы поколебать упрямство алхимика.
– Неужели ты не хочешь взорвать дворец? – спокойно поинтересовалась она.
Тинкерсдам удивленно взглянул на Эрилин, сомневаясь, правильно ли расслышал ее слова.
– Не хочу ли я? – переспросил он. – Ты хочешь знать, смогу ли я это сделать и каким образом?
– Ты неверно меня понял, – сухо возразила Эрилин. – Можешь сделать это любым способом, но взрыв должен быть достаточно мощным, чтобы оглушить всех, кто будет в этот момент находиться во дворце. Все должно произойти быстро, чтобы не всполошить раньше времени городскую стражу Зазеспура.