Эльфийская ночь
Шрифт:
Не худо, а, капитан? Вот так: щёлк - и ты в другом мире, причём живой-здоровый.
Только вот приволок с собой какую-то дрянь.
Хотя как знать - возможно, это твои собственные микробчики подсуетились. У тебя-то микробчиков много, просто ты их не замечаешь - иммунитет, всё по-взрослому. А, выходит, для местной-то детворы твои микробы в диковинку, не обучены аборигены им противостоять.
Это в книжках-фильмах здорово:
Ты теперь смертельное оружие, капитан. Ходячая бактериологическая война.
Впору напялить балахон, - вот как у Дурты, например, - колокольчик... что там прокажённым полагается?..
"Оттого что мы больны, у нас отнимают свободу."
Сюда бы врачей, учёных... а "прислали" тебя, дуболома.
Да хоть понять бы, кто прислал-то...
И, кстати, как там наш собственный курьер, интересно?
– Он успеет, - перехватив брошенный на часы взгляд, ответил Кави-старший на невысказанный вопрос.
– Юному охотнику предстоит преодолеть, в сущности, совсем не столь большое для него расстояние. Иллюзия значительной удалённости этого места от Сурова Холма создаётся длительностью наших странствий, а также своеобразным изгибом Нади, каковому изгибу с неизбежностью следует и рельеф этого берега. Не извольте испытывать беспокойство, сударь капитан.
"Какой же ты болтун-то", с улыбкой подумал Немец, "ведь только-только проснулся подменить, только что над Дуртой своим хлопотал - а не лень языком-то трепать".
– Подарю я тебе часы, - сказал он вслух.
– Обещал - значит, подарю. Пока самому нужнее. Считай, что мы на боевом.
– В нашем общении я вовсе не следую побуждениям корыстного характера, - смущённо поджал уши эльф.
– Хотя вынужден признать, что мастерство работы, тонкость и прочность металла, изящество механики - всё это выходит за рамки моих прежних представлений. Безусловно, обладание Пагди приучило меня к мысли о существовании истинно высоких путей в кузнечной поэзии, но Ваши наручные часы - о! это шедевр, превосходящий воображение.
– Да обычный часы, и металл самый обычный. Ты бы видел, что у нас попы-то носят. Золото, платина, драгоценные камни... и чем святее -
– Драгоценные камни?..
– Ну, алмазы, изумруды, не знаешь разве?
– Алмаз в Земле обладает какой-то особенной ценностью?
– осторожно опешил Кави.
– В земле-то нет, а вот если выкопать...
Эта более чем очевидная мысль явно произвела на принца какое-то непростое впечатление. Сонное выражение окончательно покинуло его узкое лицо.
– Но как пара ударов лопатой может изменить ценность камня?
– А что, - поинтересовался капитан, - хочешь сказать, у вас тут алмазы где попало позакопаны, что ли?
– Не "где попало", безусловно - не повсеместно. Однако и в окрестностях, к примеру, Нагары я мог бы указать с десяток залежей, где те же алмазы, - не говорю о прочих камнях, - добываются с глубины не более двух или трёх аршин.
– Эге, - сказал капитан, - это я удачно зашёл. Если не врёшь, конечно.
– Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью, - с большим достоинством произнёс Кави.
– Я же не лгу. Алмазы, - колотые алмазы, - не представляют в Варте сколь-либо особенной ценности, но используются для изготовления стрел, кухонной утвари, для резки подков... сур весть чего ещё. Впрочем, златокузнецами тако же используются.
Вот так, подумал капитан. Ты теперь вроде как миллионер - если додумаешься, как бы пару мешков с собой утащить. А что? у нас-то богачи как разбогатели - Союз растаскивая. А тут, считай, булыжник. Не стыдно.
Но он тут же опомнился: ни о богатстве, ни тем более о возвращении думать не приходилось. В комнате за спиной хрипел Дурта... и хоть ухи не просил, но явно помирал.
Какая бы зараза ни вызывала эту чёртову пневмонию, но, судя по всему, Вишва ей противопоставить ничего не могла.
Только бы не вирус, снова подумал капитан. Вирус-то антибиотиком не проймёшь.
Но уже к полудню чудесное воздействие лекарства сделалось очевидным. Дурта задышал ровно, высокое чело его очистилось от болезненно-липкого пота, кашель заметно присмирел.
Сударь капитан всё с той же регулярностью проверял температуру, щупал кровяную жилку на руке больного - но прежней суровой озабоченности в его лице и голосе уж не читалось.