Эльфийский бык 2
Шрифт:
— Точно… — и Мишка добавил нехорошее слово.
За что и получил затрещину от Сабурова.
— Не ругайся, — сказал тот с упрёком. — И вообще, у нас тут мирно живут… так что, давайте, миритесь… и вот…
Откуда он взял два стакана, Иван так и не понял.
Главное, что один оказался в его руке. Второй — в Мишкиной. И оба чудесным образом наполнились тускло светящимся… чем-то.
— А оно вообще… — тут уж и Найдёнов начал испытывать некоторые сомнения. — Для пития
— Обижаешь… давайте. На мировую… за мир во всем…
Найдёнов поглядел в глаза с насмешкой и руку поднял, типа, он сумеет, а у Ивана духу не хватит. И… и хватило.
Самогон.
Обжигающий.
Причём так, что Найдёнов пополам согнулся с раскрытым ртом, из которого выкатилось облако то ли дыма, то ли воздуха, но тоже переливающегося перламутром, чтобы смешаться с таким же, которое выдохнул сам Иван.
— Это… это…
— По второй, — Сабуров налил и себе. — За знакомство… чтоб вы знали, до чего я радый…
В голове зашумело.
И стало вдруг так хорошо, спокойно. А потому второй стакан Иван выпил уже с радостью… и не только он.
— … а то у нас тут тоска смертная. Даже морду набить некому… раньше хоть в Конюхи на дискотеку ездили, но теперь не рады…
— У вас своя дискотека! — радостно произнёс Мишка, почему-то обнимая Ивана. — И покруче… слушай, а давай…
…в ушах совсем зазвенело.
И кажется, это был не гитарный перебор, а что-то совсем-совсем иное. Главное, у третьего стакана… или рюмки? И можно ли рюмки считать стаканами?
Но привкус появился изумительный.
Круче, чем у текилы.
Иван об этом и сказал…
— Так… твоя ж конопля! — ответил Сабуров с гордостью. — Я у Алёнки одну баночку её настойки, которая укрепляющая, взял, в самогон батин долил. И конопли допихал. Утречком ещё. Жаль, что настояться толком не успела…
— К-конопли? — Мишка протянул стакан. — Тогда надо выпить… и какая на хрен текила! Аромат хлеба! Живой. И ещё вот один раз я ром пробовал, настоящий, яванский…
— И чего?
— Да херня полная! Вот самогон — это…
Подумалось, что пить самогон, смешанный с травами и настоенный на конопле, — так себе идея… с точки зрения здравого смысла.
Потом подумалось, что здравый смыл немного запоздал.
А так…
Конопля, она ж своя. От неё плохо не станет.
— Слушай… Вань… а вот скажи, на хрена эльфам такие патлы? Неудобно же ж… — Мишка провел рукой по своей бритой голове. — И не понятно, если со спины, как разобрать, баба или…
Аэна держала в руке флакон.
Темное стекло.
Или содержимое темное? А внутри словно искорки. И танец их завораживает.
Один.
Только
Обещали три. А дал один. Мало играла. Выступление должно было длиться час, а она уложилась в двадцать минут. Нарушение.
Договора.
Договор не подписан. На словах. Со словами ей сложно.
— Нань? — голос брата вывел из задумчивости. — Что случилось?
— Обманул, — Аэна развернула руку, показав флакон. — Один. Обещал три. Я мало играла. Ошиблась.
— Тихо, — брат обнял и флакон вытащил. — Это и так много… и мне не нравится…
Он сделал глубокий вдох, унимая кашель. Аэна слышала клёкот внутри, в груди, будто там, меж рёбер, заперли птицу.
— Мне не нравится, что ты делаешь.
— Я играю.
— Для человека, который тебе отвратителен.
— Нет. Не отвращение. Пугает.
— Пойдём в сад? — брат протянул руку и предложил. — А давай… давай как в детстве? Сбежим?
— Куда?
Аэна осторожно коснулась восковых его пальцев, пока ещё теплых.
— Какая разница? Разве в детстве об этом задумываешься?
В детстве — нет.
Но они взрослые.
— Идем, — она взяла его за руку. — Я поговорю с ним.
От одной мысли об этом замутило.
— Он обещал. Я предупреждала. Я играю, пока есть сила. Там много эмоций. Хорошо… но и долго так сложно продержаться.
Аэна пыталась это объяснить, но её не поняли.
Раньше со всеми разговаривал брат. С учителями в школе, которые не желали понимать, что Аэне тяжело находиться среди людей. Слишком много эмоций они испытывают. Разных. Раздирающих.
С наставником, не желавшим возиться с мелкой девчонкой.
С целителями, что настаивали на лекарствах, будто её дар — это болезнь.
Потом, позже, он разговаривал с продюсерами. И заказчиками, когда она ещё брала заказы. Редко… он понимал, что часто Аэна не может. А она старалась.
Искренне.
Она вовсе не глупа, что бы там ни говорили. Просто… ей с людьми сложно.
Очень.
И теперь, когда Эо заболел, Аэна вынуждена наново учиться говорить.
— Идём, — она потянула брата за собой. — Мы здесь не пленники.
— Пока…
Он хмурился.
— Тебе нужно лекарство, — Аэна не хотела начинать спор. Она не умела спорить. Да и всё, что должно было быть сказано, уже сказано.
Были бы иные способы…
Сейчас она может позволить себе хороших целителей. Любых. Вот только болезнь Эо из тех, что не поддаются излечению.
Так ей сказали.
А потом появился человек с тёмным флаконом и предложением. Три дня… и Эо поднялся с постели. Чудо? И если за него надо сыграть на скрипке, она сыграет.