Эльфийский бык 2

Демина Карина

Чего?!

— Сука ты, а не отец, — отозвалась Маруся и прозвучало это неожиданно громко. Впрочем, на духовного гуру и наставника эти слова не произвели впечатления.

Он раскинул руки, точно желая обнять, и шагнул навстречу.

— Анастасия… — его голос ударил по мозгам. — Я твой отец… обними же…

Бить Таська не хотела.

Вот не хотела… оно само получилось… и главное, еще сумела руку удержать, а потому только почувствовала, как хрустнуло что-то под кулаком. И кровь брызнула, яркая, алая… во все стороны. И сзади кто-то обнял, крепко,

так, что не двинуться, не дернуться.

— Тише, — голос Бера прорвал пелену ярости. — Дыши глубже… и нос ты ему знатно разбила, но бить подонков лучше в тихой подворотне и без свидетелей…

Кто-то кричал.

Кто-то упал в обморок… сознание возвращалось, а с ним и способность худо-бедно думать. И видеть. И…

— А удар у тебя классный, — Бер дышал на ухо и как ни странно это успокаивало. — Где научилась?

— С Сабуровыми… мы росли вместе. И дрались порой…

— Понимаю. Отпускать?

— Отпускай.

Таська, пожалуй, и вправду подождет какого-нибудь другого случая, того самого, с тихой подворотней и без камер со свидетелями. А свидетелей… свидетелей здесь собралось прилично. И кто-то снимает происходящее на телефон. Кто-то играет в обморок, кто-то…

Папенька, чтоб его… стоит, прижимая к носу белоснежный платок. И он пропитывается кровью. Капли её, яркие, выделялись на одеяниях, добавляя облику трагизма.

— Все хорошо! — теперь голос его звучал слегка гнусаво, но вскинутая рука успокоила людей. — Я понимаю… я принимаю этот гнев, ибо виноват… пусть не я, но предыдущее моё воплощение, которое было человеком ничтожным. Недостойным…

— С-сука… — повторила Маруся, которую предусмотрительно придерживал Иван. Он же и сказал:

— Самое разумное — уйти.

И Таська согласилась, потому как от этого голоса в висках начинало стучать. И главное, бодренько так, подбивая снова вмазать. На сей раз так, чтоб точно заткнулся и не встал.

— … но теперь, годы спустя… я готов вернуться и искупить… дочери мои! — это он произнес очень громко, так, что все-то в зале повернулись и посмотрели на Таську с Марусей. — Вы больше не сироты!

— Отступаем, — Бер затолкнул Таську за спину. — Вань, ты впереди… и к выходу пробивайся, к выходу…

— Вам больше нет нужды бежать! И страдать, изнывая под тяжестью непосильных дел! Отныне я, как старший в роду, возьму на себя…

— Марусь, — Таська остановила отступление. — Что он городит?

И Маруся остановилась.

— Ты мертв!

— Я вернулся! — он выставил ногу вперед и, пожалуй, если бы не распухший нос, поза выглядела бы в должной мере величавой. — И я воскрес! Средь людей!

— Услышав эту удивительную историю, — Свириденко, до того наблюдавший за происходящим, заговорил. — Я просто не смог пройти мимо. И потому оказал Анатолию Парфеновичу всяческую помощь. Он восстановлен в правах. И в документах…

— И это ничего не меняет, — произнесла Маруся. — Мама с ним развелась…

— И развод признан недействительным.

Таська сунула палец в ухо, поскольку показалась, что она ослышалась. Как такое возможно…

— Я ведь не имел возможности присутствовать на заседании суда, — со скорбным выражением лица произнес Духовный Гуру. — В то непростое для себя время я вынужден был бежать, спасая жалкую свою жизнь…

— И это…

— И это вполне себе основание для признания развода недействительным и восстановления моего клиента, — Дымов выглядел мрачным и говорил так, будто каждое слово приходилось вымучивать, — в правах.

— Сроки…

— Вскоре после развода мой клиент был признан умершим. Соответственно лишен возможности подать апелляцию и выразить свое несогласие с решением суда. Восстановление его в правах влечет за собой и восстановление упущенных возможностей. С чем суд и согласился.

— Мы… не получали… повестки, — выдавила Маруся.

— Она была отправлена по последнему месту регистрации Любимы Вельяминовой.

Вот только не дошла.

— Ваша матушка имеет возможность снова начать бракоразводный процесс… — Дымов говорил спокойно, медленно, но почему-то складывалось ощущение, что разговор этот даётся ему непросто. — Но я настоятельно рекомендовал бы подумать о заключении мирового соглашения.

Маруся не просто побледнела — она сделалась серой. И кажется, Иван что-то такое ощутил, если в зале вдруг потянуло…

Силой?

Иною силой, совершенно нечеловеческого толка. И люди, до того стоявшие рядом, кто-то продолжал снимать происходящее, вдруг сами попятились, расступились, освобождая проход. А Иван молча подхватил Марусю на руки и сказал:

— Знаете… поговорим об этом в другой обстановке.

— Он прав, Тась, — произнес Бер. — Это просто спектакль и…

— Не уходите! — возопил новоявленный папенька. — Я запрещаю вам! Как старший в роду я требую подчиниться и…

— В жопу иди, — Таська выразительно погладила кулак.

— Я-то пойду… но я могу начать другой процесс… скажем, инициировать признание моей дорогой супруги недееспособной… а доказать её недееспособность будет несложно. Как и доказать…

— А сам не боишься? Тоже под суд попасть. За…

— Не боюсь, — вот теперь выражение его лица изменилось, исчезла маска благостности. — По моим делам сроки вышли… по всем пунктам вышли. А вот вы… думаю, мне будет несложно доказать, что две безголовые девицы не могут управлять родом. И что обязаны подчиняться решениям главы, которые идут только во благо этому роду и этим девицам…

Тварь.

Какая же он тварь…

— Но у вас есть выход, — это сказал Свириденко и тихо, и кажется, услышали его только Таська с Марусей. — Вы ведь знаете, что выход есть всегда…

— Мне говорили, что будет сложно. Что боль и ярость, и пережитые невзгоды очерствили души моих близких, а потому порой мне придётся быть жёстким, даже жестоким. Но всё, что делаю я, я делаю во благо и спасение невинных душ… — этот голос снова пел, обволакивая и лишая рассудка. И Таська заткнула уши. А потом не стала сопротивляться, когда и её на руки подхватили.