Эльфийский бык
Шрифт:
– Это где? – шепотом осведомился министр транспортных путей у министра образования. Но тот неловко пожал плечами, вспомнив некстати, что предыдущая реформа образования изрядно сократила количество часов по географии.
Верно, зря…
Да и нынешняя сокращала их раз за разом больше.
– …удойность пингвинов повышать.
– Но на земле Франца-Иосифа, – заикнулся было глава ведомства охраны природы. – Нет пингвинов!
– Вот! – Император поднял палец. – Дожили! Пингвинов и тех нет…
– Поняли, –
– Самой молочной породы! – добавил глава министерства спорта и туризма.
А Василевскому подумалось, что и часы по биологии, кажется, зря сокращали… очень зря. Вообще стоило бы пересмотреть общую направленность реформы.
– Лучше уж яйценоскость тогда, – брякнул он, не подумавши, за что и получил под столом пинка от сидящего рядом министра здравоохранения. И заткнулся.
Оно и вправду, ни к чему идеи подавать…
В конце концов, может, обойдется еще.
Совещание закончилось.
Его императорское Величество удалились, оставив на столе папки с газетными вырезками, пару аналитических справок и ту самую выписку с заявками на магов, что тотчас пошла по рукам. Как-то вот получилось, что у многих сыновья выпускались.
Или внуки.
Племянники с племянницами да и прочая родня…
– Знаете, – министр здравоохранения промокнул-таки лысину. – А если так-то посмотреть, и неплохо даже… девственная природа. Экология…
– Это вы про что? – министр транспорта список читал, шевеля губами.
– Про землю Франца-Иосифа. Воздух свежий… морозец… надо будет поставить там лабораторию.
– Пингвинов разводить? – не удержался глава министерства природных дел.
– А хоть бы и пингвинов… чуется, через годик-другой пригодятся. Мой-то… – министр вздохнул и платочек убрал в карман. – Чудом доучился… чудом… а все супруга моя и матушка… младшенький, слабенький… жалеть надо. Дожалели. Теперь как пить дать, опозорится перед Императором.
И головой покачал.
– А так… опозорится, поедет… а там уже пингвины приготовлены.
– Гм, – министр иностранных дел призадумался. – Я, пожалуй, поучаствовал бы… слышал, у вас в роду неплохие химерологи имеются…
– Это дочка забавлялась… гиппогрифов выводила.
– И как?
– Да… вывела… жрет только мясо, но столько, что куда как медведю. А срет как конь хороший… ну и орет, не замолкая…
– А летать?
– Вот с полетом не особо… так что пингвины, господа, это даже неплохо… если с коровой скрестить, то…
– И я бы в долю вошел, – робко заметил министр просвещения. – У меня племянница совсем от рук отбилась. Все-то ей забавы, вечеринки… давече заявила, что будет самореализовываться… через этот их… грамм…
– К слову, о граммах, – из внутреннего кармана пиджака министра внутренних дел появилась фляжка, причем весьма себе неплохой вместительности. –
И впервые на него посмотрели без прежней неприязни.
– …а я глянул этот её… грамм… там одна… прости Господи, жопа… в прямом, господа, смысле слова. И разных ракурсах. Я к ней, а она мне, мол, ничего-то вы, дядюшка, в трендах не понимаете…
В голосе звучала искренняя обида.
– А какой это тренд, если это жопа?
– Не скажите, – возразил Василевский, чувствуя, как притихает язва. – Жопа, она всегда в тренде…
– Это да… это есть такое…
– Так что, и вправду, пусть себе едет… к пингвинам… пусть им и показывает…
Коньяк был хорош. Особенно с карамельками «Халвичными», которые нашлись в карманах министра иностранных дел, наглядно продемонстрировав глубину и ширину его дипломатического таланту.
– Так что, господа… родине нужны пингвины? Будут! Самой высокой удойности! – заявил министр здравоохранения, который еще в прошлом десятилетии пить бросил, а потому оказался на диво чувствителен к коньяку. – Не посрамим…
Тост был воспринят с немалым одобрением.
И только министр сельского хозяйства подавил тяжкий вздох. Пингвины, конечно, хорошо… особенно тем, что к его ведомству не относятся. Но пока до них дело дойдет, эти… одаренные… вовсе сельское хозяйство развалят.
Уж лучше бы реформу затеяли.
К реформам он как-то более привычный, что ли.
Глава 3.
Повествующая о семейных ценностях и выборе жизненного пути
«Умные мысли достигают головы лишь тогда, когда жопа, накуролесив, затихает».
Князь Павел Иванович Кошкин пребывал в смешанных чувствах, коих не испытывал давно. По утверждениям матушки, княгини Софьи Никитичны Кошкиной, в девичестве Сапрыкиной, с душевной тонкостью и чувствами у него вовсе было тяжко, то ли тяготы детства сказались, то ли просто таким вот, бесчувственным, он уродился. Главное, жить это не мешало.
До недавних пор.
Он сунул пальцы под воротничок и дернул, с трудом сдерживаясь, чтобы вовсе не разорвать тесный узел галстука.
Стоило настоять на своем.
Еще раньше.
Но нет же… поддался… позволил уговорить, заговороить… побоялся матушку обидеть или, скорее уж, не пожелал связывать себя новыми обязательствами, раз уж старых полно.
А теперь?
Стыдно.
Стыд разъедал изнутри и был столь глубок, что Кошкин даже подумал было в отставку подать. Но после вспомнил, что дела передавать некому, да и государь навряд ли заявление подпишет. Не говоря уже о том, что будет сие выглядеть слабостью и признанием вины.
Вины за собой Кошкин не ощущал.