Эльфийский Камень Сна
Шрифт:
— Господин, я помню об этом, — хитрая улыбка играла на губах Донала, и глаза его искрились насмешкой, и Киран в ответ улыбнулся, вспомнив, что этот мальчик уже был взрослым мужчиной и имел голову на плечах.
— Да, — промолвил Киран. — Счастливого пути, Донал.
И так он простился с ним без лишних церемоний и не обращая внимания на предчувствия, тревожившие его; и Барк простился со своим двоюродным братом и другими друзьями.
За Кер Давом, у берегов Лиэслина Донал свернет на запад, и до первого привала им будет предстоять еще долгий путь; и Киран смотрел вслед удалявшимся фигурам, придерживая за узду свою лошадь.
Туман
— Господин, — окликнул его Барк и опустил что-то тяжелое в его руки — мех с вином. — Возьми.
Он начал пить. И вкус вина показался грубым и странным.
— Мы можем отдохнуть на хуторе Аларда, — заметил Барк. — Помнишь, нам предлагали там эль.
— Нет, — ответил Киран, не объясняя причин. А Барк и не спрашивал, не желая досаждать ему — с него было довольно и того, что они не последовали за Доналом.
Киран отогнал свое видение, и небо снова стало золотым. Он ничего не мог увидеть в этом месте. И камень ничем не мог ему помочь. Внезапно он усомнился во всем, что делал, хоть до сих пор полагал мудрым… защищать Кер Велл.
Он вспомнил брата Донкада и Лиэслин, залитый солнцем, когда они поднимались на соседний с ним холм, а потом — у Дун-на-Хейвина в сумерках — и тогда он понял, вдруг осознав все прошлое, что посылал он гонцов не к этому человеку. Что то будет не мальчик и не темнобородый юноша, как и сам он уже не тот, что был прежде. «Он поседел», — вздрогнув, подумал Киран, ставя ногу в стремя и вспрыгивая в седло. Он никогда не подсчитывал годы. «Он старше меня и темнее, значит, годы сказались на нем больше. Он верно стал совсем худым — он и прежде был сухопарым». Он попытался представить его себе, отгоняя тот старый образ, брата и товарища. И такое желание охватило его — быть там, куда ехал Донал. Светловолосый мальчик, которым он когда-то был, вскочил бы в седло и помчался, пренебрегая всеми опасностями. Когда-то он так мчался с посланием короля, когда расстался с братом и забрел в тот дремучий лес.
«И так я мог бы вернуться к нему, — подумал он, вспоминая светлые времена. Он соскочил бы с коня у ворот. — Смотри, я вернулся домой!»
Но теперь они были господами Кер Велла и Кер Донна, и их поступки должны были соответствовать их титулам и нести на себе весь груз усталости, лет и вражды.
«Я волнуюсь за тебя» — вот что должен был сказать Донал от его имени Донкаду, но даже такое простое послание он не мог отправить. «Я прошу мира, — вместо этого униженно передал он, не заботясь о собственной гордости, — в нынешние времена молчание не принесет добра нам обоим».
И все это, если Донкад соблаговолит выслушать.
Лиэслин чернел под звездами, и ничего не отражалось в его глади, даже мерцания. Он лежал мелкий и широкий, и тишину нарушали лишь лягушки, да шелест ветра в камышах.
— Я думал он красивее, — сказал Бок, который был старше всех.
— Болото, а не
Они дали отдых лошадям и молча двинулись дальше, предоставляя беседовать лягушкам и ночным птицам. Голоса далеко разносились вокруг, и, казалось, ночь прислушивается к ним.
Донал знал, что господин Киран послал с ним добрых воинов: и впрямь они обескураживали его своим опытом, делая правильно то, о чем он лишь собирался сказать, и угадывая все заранее, прежде чем он успевал догадаться, ибо они были много старше его, а особенно Бок. «Послан, чтобы наблюдать за мной», — думал Донал, все больше ощущая, что они не нуждаются в нем, но никто и словом не обмолвился об этом. Поэтому он делал лишь краткие замечания и примечал каждое их движение, каждый поворот головы, которые будто говорили ему: «да, мальчик, да, а мы все ждали, когда ты скажешь это» или «нет, мальчик, мы бы не советовали».
Он взирал на это путешествие с большей уверенностью утром при свете солнца, прощаясь с Кер Веллом и будучи еще далеко от болотистых смрадных берегов Лиэслина. Теперь он думал, что взял на себя слишком много. Он заметил это при прощании и во взгляде Барка — холодную оценку как на учениях.
«Что ж, мальчик, попробуй, — не раз говорил ему Барк, — выиграй или проиграй, а если ты и впрямь величайший глупец в мире, пусть мир узнает об этом».
Лягушки затихли от чавканья копыт. Что-то нырнуло со всплеском, и лошадям это не понравилось. Каким-то образом, не то из-за упрямства его лошади, не то из-за чего-то другого, все остановились, ибо он ехал впереди, хоть Бок и знал эту местность лучше, должен был знать, ибо Бок здесь уже бывал в отличие от него. И все же он возглавлял их и поэтому ехал впереди, напрягая зрение и все другие чувства и, вероятно, догадываясь, что им вовсе не следовало здесь ехать верхом, но идти, ведя лошадей за собой.
Оно было древним, это место. О том говорили легенды, но и сам он ощущал своим нутром, что озеро это было не безопасным местом. Он вспомнил о водяных лошадях, о русалках и прочем: где же резвится фиатас. как не в Лиэслине среди камышей и мха. Здесь могут быть и водяные, и привидения, всплывающие с шорохом из болот с протянутыми руками.
Что-то прошелестело мимо и нырнуло с громким всплеском. Его лошадь шарахнулась в сторону и приготовилась к прыжку; с остановившимся сердцем он пришпорил ее и попытался вздохнуть.
— Только богам известно, что это было, — промолвил Бок.
— Поедем, — ответил Донал. И холод пробежал у него по спине, нижняя челюсть тряслась. — Держитесь вместе. Здесь слишком топко, для того чтобы отбиваться в сторону.
— Я слежу, — откликнулся сзади полушепотом Бром.
— И подумать только, — сказал Бок, — что это называлось когда-то дорогой.
— Озеро поднялось, — заметил Донал, — или я сбился с дороги, — он пристально всматривался во тьму, где громоздились холмы в еще большем мраке, чем тот, что окружал их. — Наверное, нам туда.