Эльфийский посох
Шрифт:
Иллюмиэль скользнула взглядом по его боевой экипировке и подняла бровь:
— Тем не менее ты подготовился к худшему.
Лорд пожал плечами:
— Это же было сумасшедшее предположение. А я решил стремиться к благоразумию. Может, еще успею до ритуала.
Наконец-то чудесные, но слишком суровые лики магесс и воинов чуть посветлели затаенными улыбками, и напряжение спало. Взгляд королевы потеплел и стал благодарным. За что? За роль шута, которого так не хватает в этих чертогах печали?
— Мы обдумаем твое предположение,
Меч… лорд спохватился: почему он ничего не сказал о клинке Алкинор, побывавшем в Выжженных Землях и тоже коснувшемся колокола? Он забыл! Что еще он забыл после атаки демона?
— Моя королева! — начал было Даагон.
— Чуть позже, лорд. Пора объявлять состязания.
— Это важно.
Его перебили: распахнулись створки высоких дверей, и к королеве подбежал страж. Выглядел он до неприличия растрепанным, словно только что воевал с разъяренной горгульей.
— Моя королева, сюда рвется какой-то охотник из диких, — страж махнул в сторону распахнутой двери. — Кошмарно диких, позволь доложить. Говорит, очень важно.
«Теперь понятно, что со стражем. Наверняка с Тинирой сцепился», — догадался Даагон.
— В зал совета? — подняла бровь Иллюмиэль. — Что ему нужно?
— Да сущая мелочь, — мстительно усмехнулся страж. — Священный Посох Духа подержать.
Сидевшие поблизости архонты засмеялись. Теурги возмущенно поднялись. Даагон напрягся: что-то мгновенно взвихрилось в пространстве.
Королева, видимо, тоже почувствовавшая пронесшуюся волну, успела приказать стражу:
— Веди его.
Но страж не успел пошевелиться. И никто не успел. На этот раз даже Даагон ничего не почувствовал. Он лишь увидел, как древко главного Посоха Духа беззвучно исчезло — словно провалилось внутрь, поглотив само себя.
И тогда из лорда как будто одним глотком высосали сердце.
Такую же смертную тишину он слушал в утренней роще. И ту же обреченность ложившихся наземь листьев видел теперь в помертвелых глазах эльфов, опускавшихся на колени в беззвучной мольбе Галлеану.
Они привыкли биться со зримым врагом, пусть даже этот враг ужасающ, как драколичи Мортис, или чудовищен, как модеус Бетрезена. Но как сражаться с невидимкой? С неотвратимым врагом, протянувшим щупальца к священным рощам, а теперь — в душу каждого? Кто смог прямо в зале совета, в гуще сильнейших магов и воинов Альянса, подобраться к главной святыне, хранившей эльфийские земли? И не просто подобраться, но уничтожить могущественный артефакт с такой легкостью, словно небрежно задул тонкую свечу?
Оцепенелость отпускала медленно, но эльфы были живы, а значит, еще не все потеряно.
— О Галлеан и Солониэль… — прошептала королева. — Бог наш, вернись к своим детям, увидь нашу беду!
— Древо Смерти… Вот так это случится и с нами, — пронеслось по залу.
— Еще не случилось, раз мы живы, — держась за горло, прохрипела архонт Лодиат. — Но такого врага у нас еще не бывало.
— Какая же сила способна на подобный удар?
«Ненависть», — подумал Даагон и громко произнес:
— Нужно отменить состязания. Я немедленно передам древо Эрсетеа пророчице Эосте.
«Прости, сын, что предаю тебя».
— Поздно. Теперь эльфы уже не поймут, — покачала головой теург диких кланов.
— Пусть так. Зато они будут спасены.
«Прости, сын, что убиваю тебя».
— Не Гаэтер, — ответила та же магесса. — Одно дело — честное поражение. Другое — допустить, чтобы наше слово стало прахом. Лучше смерть, чем бесчестье эльфов. — Теург вскинула голову. — Гаэтер возьмутся за оружие, и я первой встану на их сторону!
«Это тень Древа. Они все еще не понимают. Все еще…»
— Пусть, — сказал Даагон. — С Гаэтер эльфы справятся, с Древом — нет.
«Ты поймешь, сын, почему я убиваю нас с тобой и обрекаю на смерть Тиаль. Но даже если не поймешь…».
И тут он неожиданно получил поддержку. Архонт Лодиат гневно сощурилась на теурга:
— Западная раса только и ждет, когда мы повернем оружие друг против друга. Ты хочешь победы ненавистных тебе людей, теург?
Королева молчала. Молчали и все прочие, осмысливая последствия запоздалого решения строптивого лорда. Наконец страж, по несчастью так и оставшийся в зале совета, осмелел:
— Так ведь маги могут придумать такие испытания, которые пройдет только пророчица, и все будет честно.
— Не бывать такому! — отрезала Иллюмиэль. — Отмена состязаний — это бесчестье, но не подлость. Ты же, страж Кимерт, подобно имперскому инквизитору, предлагаешь лживую видимость чести. Двойное бесчестье!
Военачальник Лемуан процедил:
— Пусть сначала поймет, что такое честь, прежде чем снова будет называться стражем.
Архонты и теурги кивнули, и молодой эльф убрался из зала с печатью смерти на лице.
— Ритуал нужно провести немедленно, — повторил Даагон.
«Прости, мой мальчик. Ты так и не узнаешь, что я люблю тебя».
— Совет еще не принял решения, милорд, — тем же ледяным тоном, которым она обращалась к стражу, ответила Иллюмиэль.
Он понимал ее чувства. Если бы Даагон не валял дурака, не пришлось бы встать перед выбором жизнь народа или репутация Альянса; будущая гибель всех или немедленная гибель части в братоубийственной войне с Гаэтер.
— Пока я медлил, Древо росло, — повторил он слова ясноглазой пророчицы.