Элианна, подарок бога
Шрифт:
— К сожалению, да…
— Фуево, — огорчился Семен. — Тогда они не отвяжутся. — Он снова нагнулся и достал из кофра «Глюк 17» с кожаной кобурой и плечевым поясом. — Держи! Не забыл, как пользоваться?
Иосиф взял пистолет, умело вытащил и проверил полный семнадцатизарядный магазин.
— На какое время ты прилетел?
— На месяц, — сказал Семен. — Если, конечно, они не убьют тебя раньше. Какой у меня бюджет?
— А
Тут в двери ресторана показались Вахтанг Рисадзе и Тарас Бурак. На ходу оценивающе разглядывая старшего Гуся, они деловой походкой направились к Иосифу и его брату.
— Люба, заканчивай! — крикнул Иосиф в сторону сцены.
— Не приказывай, сама знаю, — огрызнулась Любка, но тут же вырубила музыку и хлопнула в ладоши. — Девочки, на сегодня все! Завтра в двенадцать, как штык! — и, сойдя со сцены, подошла к Семену, подставила щечку для поцелуя: — Шолом, Сема! Как там наша мама?
— Вот видишь? — укорил Семен младшего брата. — А ты, жопа, даже не спросил! — И, сунув руку в карман пиджака, достал темную бархатную коробочку, протянул Любке: — Это тебе.
Любка тут же открыла коробочку, там лежал маленький золотой могендовид, усыпанный мелкими бриллиантами.
— My God! Какая прелесть! — воскликнула Любка. — Йося, это же твой брат, можно я его поцелую?
И, не дожидаясь разрешения, тут же расцеловала Семена, да так, что подошедшие Вахтанг и Тарас только завистливо присвистнули.
— Итак, какой у меня бюджет? — повторил Семен Гусь партнерам, когда Любка и девочки ушли и они остались одни в зале ресторана.
— А сколько тебе нужно? — вновь спросил Тарас несколько отстраненно, откинувшись в кресле и пристально разглядывая израильского гостя.
— Если говорить только о его безопасности, — кивнул Семен на Иосифа, — то нисколько. Я просто сегодня же увезу его в Израиль вместе с Любкой и Мариком. — И он посмотрел на свои наручные часы. — «Эл Ал» летит через шесть часов, мы как раз успеем.
— А второй вариант? — спросил Тарас.
— А второй вариант — это безопасность вашего бизнеса и всего Брайтона. Или итальянцы сделают вас, или мы сделаем итальянцев.
— А ты кыто? — в упор спросил его Вахтанг Рисадзе и всей своей мощной грудью налег на стол.
— Семен в советской армии был командиром десантной роты, а теперь в Моссаде занимается спецоперациями, — ответил Иосиф за брата. — Больше, к сожалению, даже я не знаю.
— Ты уже сказал слишком много, — сухо заметил ему Семен и снова обратился к Тарасу и Вахтангу: — Итак, мой бюджет?
Но время шло, приближалось открытие ресторана-кабаре, а никаких нападений на Иосифа или «Распутина» не было, и матерого Семена Гуся это нервировало больше всего. Он уже оборудовал все входы в «Распутин» постами круглосуточной охраны, скрытыми за пуленепробиваемыми стеклами, а в слуховых окнах на чердаках соседних домов посадил не только чучела стрелков, но и настоящих
Понятно, что нависшая над Иосифом опасность заставила Любку забыть о скандале. Уволив филиппинку Марию, она по ночам с прежней, если не большей, страстью любила Иосифа так, что теперь уже он просил у нее пощады. Но Любка не знала, что это такое. Страх за Иосифа терзал ее душу, она смертельно боялась, что каждая ее ночь с любимым — последняя, и зацеловывала его «маленького Йосю» не от жадности к сексу, а от щемящей душевной нежности. Но «маленький Йося» не понимал этого отличия и при каждой серии Любкиных поцелуев взрастал так стремительно, как из ракетных шахт поднимаются СС-20. И, чувствуя свою новую боевую готовность, Иосиф опять хватал Любку за талию и сажал на себя…
Звуков яростной Любкиной скачки не выдерживали даже стальные нервы охранников компании Brick Corporation, дежуривших за дверью. Потея от учащенного дыхания, они пили ледяную воду из кулера и мокрыми холодными салфетками усмиряли напряжение паха.
Воскресенье, 4 сентября, Labor Day — всеамериканский Праздник Труда и торжественное открытие «Распутина».
Уже с шести вечера два духовых и эстрадных оркестра, сменяя друг друга, заглушали рокот океанского прибоя.
Ослепленное солнце сконфуженно взирало на шествие бриллиантов по красной ковровой дорожке, лежавшей на аллее под высокими цветочными арками из отборных красных роз.
Эта аллея вела гостей от автомобильной парковки к парадному входу в «Распутин», и — о господи! — какие это были гости! Голливудские кинодивы и звезды эстрады, вашингтонские сенаторы и высшие чины из Олбани и нью-йоркской мэрии, знаменитые ведущие главных телеканалов АВС, СBS и NBC и, конечно, весь брайтонский бомонд — именно от его бриллиантов слепло и сконфуженно стекало в океан завистливое американское солнце. Каким образом эти нищие эмигранты заработали в Америке или вывезли из СССР и протащили через советскую, австрийскую, итальянскую и американскую таможни такое количество крупных, как куриные яйца, бриллиантов, рубинов и сапфиров, не знали даже главные борцы за еврейскую эмиграцию из СССР сенаторы Чарльз Веник и Генри Джексон.
Гремели оркестры, трещали и стрекотали кино— и телекамеры, безостановочно вспыхивали блицы фотоаппаратов, ослепительно улыбались кино— и телезвезды, и только потный десантник-моссадовец Семен Гусь метался, как загнанная мышь, по всей территории «объекта», придушенно шепча в черную коробочку своего «воки-токи»:
— Четвертый, следи за этой сучкой из Си-Би-ЭС! Проверь ее сумку. Что? Мне насрать, даже если это Мэри Пикфорд! Вытряхни всю ее сумочку, ты понял? Восьмой! Мне не нравятся сапоги у этого сраного голливудского ковбоя! Кто? Не знаю никакого Дугласа! Заведи его в «карман» и проверь, что у него за голенищами сапог! Пятый! Кто этот толстый раввин? Ты его знаешь лично? Все равно — обними его, как родного отца, ты понял?