Эликсир князя Собакина
Шрифт:
Учитель, как всегда, смотрел в корень:
Настоящая жизнь начинается тогда, когда вы бросаетесь в нее с головой. Когда вы мнетесь на берегу и только трогаете ее пальцем ноги - жизнь течет мимо.
Получив багаж и выпив прямо в аэропорту по чашечке крепкого кофе, члены экспедиции приободрились и начали строить планы на будущее.
— Петербург! Город Достоевского! Белые ночи! Бедные люди! — восклицала княжна. — Давайте идти пешком!
— Ну уж нет, — строго сказал Петр Алексеевич. — На такси поедем. Для начала нам нужно выбрать гостиницу. Какую-нибудь не слишком дорогую.
— Зачем гостиница? — очнулся Живой. — Даже самые бедные люди даже в самые белые ночи всегда встретят здесь радушный прием. Если, конечно, места будут знать. А я их знаю. Предлагаю скоротать время в салоне у Жозефины.
— Жозефина — это кличка? — мрачно поинтересовался Савицкий.
— Ну зачем же? Считайте, что это — сценический псевдоним.
— Ах, она играет в театре? Как это мило! — захлопала в ладоши Вера.
— Причем театральными подмостками ей служит любая прямая поверхность. Даже если эта поверхность слегка качается у нее под ногами, — загадочно ответил Паша.
Следуя за Живым, к которому вернулась его обычная прыткость, вся компания села в такси и отправилась на Петроградскую сторону. По дороге княжна Собакина восторгалась видами, а Петр Алексеевич представлял себе артистическую квартиру, похожую на обиталище его бабушки, и хозяйку — вероятно, стесненную в средствах и потому вынужденную сдавать приезжим пару комнат в своих богатых апартаментах.
— А почему мы без звонка? — спросил он у Живого. — Мобильный же у тебя под рукой. Может быть, стоит предупредить эту женщину?
— Мобильный придумали люди, которым страшно сказать «нет», глядя в глаза собеседнику, — ответил Паша, прихлебывая пиво. — Они же придумали СМС — для того, чтобы произносить это трусливое «нет» как будто в пустоту. Своими внезапными появлениями я помогаю людям вернуть давно забытые ощущения. Хочешь отказать — отказывай лично.
— То есть нам еще и отказать могут? — изумился Петр Алексеевич.
Живой оставил этот вопрос без ответа.
Такси остановилось перед домом, стоявшим почти на набережной Невы неподалеку от Троицкого моста. Они поднялись на лифте на последний этаж.
Паша уверенно нажал на кнопку звонка. Возле него висела розовая бумажка, на которой каллиграфическим, как у учительницы младших классов, почерком было выведено:
Жозефина Павловна
Вам откроют, если сочтут нужным
Петр Алексеевич хотел было прокомментировать и это, но тут в замочной скважине заворочался ключ, и дверь распахнулась.
На пороге стоял худой длинноволосый парень в экстремально-малиновых семейных трусах по колено и в застиранной, но чистой майке, явно не по размеру. Левая бретелька кокетливо упала с его плеча, но он не спешил ее поправлять.
— Жози, привет! — заулыбался Живой. — Отлично сегодня выглядишь!
— Пауль, ты опух, что ли, там в своей Москве? Где ты Жози увидел? — хмуро поинтересовался его собеседник.
— Ой, Сеня, это ты! Извини, не признал. А почему ты до сих пор трезвый? Мы тебя разбудили? Познакомься, это мои друзья — образцовый семьянин и талантливый бизнесмен Петр Алексеевич Савицкий. Если бы ты пил что-нибудь, кроме горючего, то оценил бы тонкий вкус придуманных им лимонадов. А по левую руку от меня ты можешь видеть прелестную научную работницу из Парижа, будущую лауреатку Нобелевской премии, княжну Веру Собакину.
— Нормальный прогон, — кивнул Сеня, элегантным жестом изъял у Живого недопитое пиво, залпом осушил бутылку, вернул владельцу и тут только обратил внимание на свой наряд.
— Ой, мальчики, девочки, я в таком виде, а вы молчите! — вдруг пискнул он почти на октаву выше. — Мне надо переодеться! Павлик, проводи их на кухню, пока козлина спит.
Надежды Петра Алексеевича на то, что они поселятся в скромной артистической квартире, разбились о грубую реальность образцовой питерской коммуналки. Пока компания шла темным длинным коридором к световому пятну в конце тоннеля, он грозно спросил у Живого:
— Кто это был? Это и есть Жозефина?
— Вы имели редкое удовольствие лицезреть Жозефину Павловну в трезвом состоянии. Я уже и сам забыл, что такое бывает. Сеня — в своем естественном, я бы сказал, природном обличии — самый обычный, заурядный, да к тому же, как вы заметили, довольно-таки хлипкий чувачок. Но стоит ему выпить, как прекрасный образ Жозефины начинает проступать, подобно фотографии, опущенной в раствор проявителя.
— И как сильно она будет проступать? — спросил Савицкий.
— Зависит от количества раствора.
— А кто такая Козлина? Это старинное женское имя? — поинтересовалась Вера.
— Это современное мужское состояние, — вздохнул Савицкий. — К сожалению. Как бы нам не пришлось отбиваться от агрессивно настроенных соседей.
— У Жозефиночки в таком настроении козлина — любой представитель мужского пола, который не оценил какую-нибудь там ее очередную юбочку или шляпку, — успокоил его Живой.
Коммунальная кухня привела княжну в совершеннейший восторг. Покуда она разглядывала стены, на которых жильцы при помощи мелка от тараканов нацарапали разные слова (кому на что хватало фантазии), шкафчики с посудой (некоторые были закрыты на замки), газовые плиты и разделочные столики, вернулся Сеня.
Вернее будет сказать — произошло явление Жозефины. Ее тело облегала красная туника, выгодно подчеркивавшая невесть откуда взявшиеся формы. Из-под туники выглядывали немыслимые зеленые шаровары, заправленные в мужские ботинки до колена. В ушах прелестницы болтались позолоченные кольца, каждое — размером с хороший браслет. Черные волосы были забраны в высокий хвост. Довершала образ ярко-алая помада.
«Атаманша, как живая!» — чуть было не воскликнула Маша, но вовремя спохватилась: вряд ли Вера Собакина в своем парижском детстве смотрела культовый советский мультфильм «Бременские музыканты».