Эликсир молодости
Шрифт:
— Я думаю, что это очень нескромно, — сказала Трина, — однако скажите, по вашему мнению, это правда, что вся Европа восхищается похождениями принца Уэльского и тех, кто считается его друзьями?
— Из разговоров со своей матерью я понял, — сказал маркиз, — что это ваш первый визит во Францию.
Слишком поздно Трина сообразила, что забыла о том, что выдает себя за леди Шерингтон, и выбрала тему для вопросов маркизу, о которой она сама, а не мать слышала в Мадриде и Риме.
— Я сделала остановку в Париже по пути сюда, милорд.
Девушка
— Тогда думаю, что парижские сплетни предоставили вам достаточную пищу для ума, — сказал маркиз.
— Да, я нашла их очень занимательными, — ответила Трина в надежде, что он сменит тему разговора.
— Давайте оставим это и поговорим о том, с чего начали, — обо мне, — вдруг напомнил маркиз. — Я был польщен, когда вы признались, что думали обо мне. В свою очередь, я тоже думал о вас.
— Почему?
— Потому, что вы произвели на меня вчера неизгладимое впечатление. Вы, леди Шерингтон, отличаетесь от всех женщин, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело.
— Мне хотелось бы знать — чем? — спросила Трина.
— Я расскажу вам, — ответил маркиз. — Прежде всего, вы очень красивы, о чем прекрасно знаете. Однако кроме того, от вас исходят своего рода флюиды, которые не оставили меня равнодушным, затронув во мне какие-то глубинные чувства.
— Вы снова разговариваете совсем не в английской манере.
Если Трина надеялась, что сможет перевести разговор на тему, которая не будет касаться ее персоны, то она глубоко заблуждалась.
— Это только вам кажется, что мои слова звучат не по-английски, — ответил маркиз, — однако думаю, что большинство из нас воспринимают только слова, которые слышат, и редко задумываются о мотивах чувств или фактах, их вызывающих.
То, о чем он говорил, заинтересовало Трину.
— Думаю, что вы правы, — сказала она совсем другим тоном. — Слова — это единственное средство, однако и их порой недостает, чтобы выразить чувства. Именно поэтому я склонна верить, что все великие пастыри человечества использовали понятный лишь посвященным язык, на котором обращались к пастве и который до сих пор ею не понят.
— Кто вам об этом сказал? — спросил маркиз.
— Это неважно… однако это правда, разве не так?
— Следовательно, вы считаете, что вне зависимости от религии апостолы воспринимали учение своего Мессии больше с помощью какого-то дополнительного чувства, а не просто слушая его слова?
— Конечно, — ответила девушка. — Именно это я и хотела сказать, однако вы выразили это гораздо лучше, чем я бы смогла сама.
— Думаю, что вы выразили это очень умело, но по-своему.
Трина рассмеялась.
— Ну вот, мы опять возвращаемся к личностям. Я испытываю удовольствие от разговора с вами, потому что мы оба имеем возможность блеснуть умом, что наверняка очень необычно для подобной ситуации.
Когда она это говорила, то подумала, что всегда мечтала именно о таком общении — интересном, остроумном, познавательном, а не привычной пустой светской болтовне.
Преподаватели в «Конвенте», даже лучшие из них, не всегда могли ответить на вопросы, которые она им задавала. Трина могла найти ответы только на некоторые из них в книгах, которые сама читала.
Многие вопросы были настолько сложны, что мать-настоятельница «Конвента», дабы отделаться от Трины, просто говорила девушке, что они выше понимания человека. Однако Трине всегда хотелось узнать непостижимое.
Теперь же она подумала, что маркиз неожиданно оказался именно тем человеком, который сможет ответить на волнующие ее вопросы, поскольку они придерживались, судя по всему, одного образа мыслей.
— Думаю, — предположил маркиз, как бы отвечая на заданный самому себе вопрос, — что, пока вы ухаживали за мужем все эти долгие годы его болезни, вам не оставалось ничего другого, как сидеть рядом с ним и читать множество книг, леди Шерингтон.
Трина вздрогнула, когда вспомнила, что ей приходится играть роль собственной матери.
— Да, конечно, — торопливо сказала она. — У меня… было очень много времени для чтения и размышлений.
— И вы еще удивляетесь, что я нахожу вас отличной от других женщин, леди Шерингтон? — спросил маркиз. — Большинство из них, особенно такие красивые, как вы, беспокоятся прежде всего о своей внешности, нарядах и поклонниках.
Трина была уверена, что эти слова относятся к его матери, поэтому поддакнула ему:
— У них должна была быть такая же няня, как у меня, которая всегда говорила мне, что молодость и свежесть ума надо использовать для того, чтобы больше узнать в жизни, и что красота и нежность кожи преходящи.
Маркиз рассмеялся.
— Я уверен, что и моя няня говорила почти то же самое, только относительно к моему мужскому началу.
— Няни всегда практичны и приземлены, — улыбнулась Трина. — Однако мне пора идти. В замке наверняка гадают, куда я могла подеваться.
— Почему вы гуляете в одиночестве? — спросил маркиз. — Уверен, что герцог должен был бы вас сопровождать и вчера, и сегодня вечером.
— Он проводит время со своей бабушкой, которая чувствует себя не очень хорошо.
— Ну тогда его заботы обернулись для меня удачей! — воскликнул маркиз. — Я был бы очень разочарован, если бы не нашел вас здесь, и еще более разочарован, если бы вы были не одни.
— Тогда, наверное, вы рассматриваете меня в качестве компенсации зато, что вы лишены возможности восседать за зеленым игорным столом вместе с очаровательной леди напротив, которая помогала бы вам крутить Колесо Фортуны.
— Ваше воображение работает в неверном направлении, леди Шерингтон, — сказал угрюмо маркиз. — Я редко играю в азартные игры, и, наверное, это вас удивит, но я направлялся в Монте-Карло совсем не в казино, а чтобы навестить больного друга, просившего об этом.