Эликсир от бессмертия
Шрифт:
— Бродский?
— Обижаете. Бродского я бы не забыл. Сейчас посмотрю.
— Оставь, не суть. Какие будут соображения?
— Из пятнадцати реципиентов, — четко, как на кафедре, заговорил Ким, — восемь описали зрительные образы, четверо упоминали понятия и вербальные конструкции, двое — звуки, в одном случае, возможно, мелодия, один — запах. Относительно образов в четырех случаях удалось найти привязку к личным воспоминаниям реципиента. Один или, возможно, двое цитировали стихи, один — Библию, еще один — английскую художественную прозу. Эмоции, связанные с экспериментом, оцениваются в основном как положительные, хотя некоторые упоминают и волнение, тревогу. Исключение — тот, кто воспринял цитату о «жизни вечной», но он скорее возмущен действиями экспериментаторов.
— Тоже не радует, но неизбежно. Перекрывания?
— Следовые. Ветер упоминается дважды, не считая донора, еще в трех случаях можно притянуть за уши — если корабль под парусами, так и ветер. Звон — один раз, музыка — три или четыре. Пасмурное освещение — четырежды, зато в трех других — яркое солнце. Шесть раз упоминаются растения... Здесь у меня полная таблица. Но если одним словом — хреново. Сдается мне, это в ста процентах случаев их персональные воспоминания, а не отклики на кандел.
— Еще что скажешь? — у шефа было экзаменаторское настроение.
— Два варианта, — послушно отозвался Ким. — Первый: статистические флуктуации. На сотню добровольцев обычно двадцать дают трудно интерпретируемые результаты, сейчас они вышли первыми... согласен, что чушь. Идея вторая: мы опять нарвались на код. Как с шахматами.
Добровольцам, далеким от шахмат, канделы задач и партий представали в самых причудливых видах. Кто-то начинал припоминать сюжет романа, персонажами которого ему казались фигуры, кто-то воспринимал эмоциональные составляющие позиции — азарт или угрозу, кто-то видел трапеции и треугольники, соответствующие «силовым полям» ферзей и слонов, а в половине случаев ассоциации казались необъяснимыми. Так возникло понятие о «коде»: контексте канделов, вне которого единичный кандел не читается. «Кодами» были языки, японские иероглифы, музыкальная грамота, всевозможные игры, в которые играют люди.
— Лучше, — одобрил Захаров. — С одним «но»: почему сам донор заявил, что образ ему непонятен и незнаком?
— Это не так уж невероятно. Люди забывают все, что угодно.
— А тебе не показалось странным, что код у него имел вид четкого зрительного образа? Что это за код такой, а?
— Почему бы нет? Если сущность понятия забыта донором или неизвестна реципиенту, субьективно он принимает его за что угодно. Как во сне: видишь чемодан и знаешь, что он изображает контрольную по математике. Я считаю, надо набрать побольше статистики, может быть, тогда станет ясно...
— Нет, друг ты мой. Набирать статистику мы погодим. Вернее, подождем другой статистики. Технику безопасности в нашей работе никто не отменял.
Ким молча наклонил голову.С добровольцами, воспринявшими чужой кандел, проект не терял связи: через месяц после опыта они в первый раз отвечали на вопросы анкеты.
Из пятнадцати участников серии «Ветер и бубен» двое оценили свое состояние как стабильное, с некоторыми изменениями к лучшему благодаря полученному гонорару, но никаких серьезных перемен не отмечали. Зато остальные...
Мария («листья сирени») влюбилась и готовится выйти замуж. Илья («иметь жизнь вечную»), во-первых, угодил в милицию за участие в уличной драке, а во вторых, взял отпуск за свой счет и начал писать теоретическую статью для «Успехов математики»; и то, и другое немолодой физик проделал впервые в жизни. Сергей («звезда в окне») работал в респектабельном еженедельном журнале, вдруг ушел оттуда и основал свой проект; ради начального капитала продал собственную квартиру в центре, а обитал теперь на неотапливаемой даче. Джейн («колокол над водой»), американская сотрудница проекта НВС, разорвала контракт и вернулась в свой Сиэтл; причины охарактеризовала как личные, подробности остались невыясненными. Виталий («гудок паровоза») развелся с женой. Андрей («лазурный свет») и Наталья («аккорды фортепиано») жаловались на депрессию, неверие в свои силы. Алексей («солнце на асфальте») начал ходить в церковь; между тем в анкете, заполненной до эксперимента, он игриво назвал себя христианином-заочником. Дмитрий, донор кандела «ветер и бубен», перевелся в Морской институт Дальневосточного отделения РАН, оттуда отправился в экспедицию; на звонки и письма не отвечал.
Было от чего запаниковать. Тринадцать человек из пятнадцати, с донором четырнадцать. Все, по уверениям психологов, вполне благополучны — и у каждого после опыта серьезные перемены в жизни. И у всех разные. Смена работы, дальние переезды, пертурбации на личном фронте, депрессии, обращение к вере — но все это были цветочки по сравнению с главной неприятностью. Ирина (21 год, «запах кофе и осенних листьев») находилась в больнице после попытки самоубийства.
Такого не бывало за всю историю проекта. Шеф постарел лет на десять, шутил машинально и невпопад, целыми днями пропадал то на коврах у разнообразного начальства, от спонсоров и международных руководителей проекта до следователя, намекающего на уголовное дело, то в больнице, где лежала бедняга. Врачи не радовали. Стоило снизить дозу успокоительного, девушка начинала рыдать и жаловаться на бессмысленность жизни. «Студентке промыли мозги!», «Жертва сумасшедшего ученого вскрыла себе вены!» — поддавала жару объективная и независимая пресса. Сумасшедшим ученым, само собой, был академик В.В.Захаров.
Кима все, начиная с шефа, ободряли. Словесно. А молча, при встречах в коридоре или институтском кафе — поглядывали на него, как на тихого, но опасного психа. Точно, люди, какой черный глаз и тяжелую руку надо иметь, чтобы вот так нарваться! Девятый год весь мир работает, ни с кем ничего, и вот на тебе — того гляди, русская часть проекта накроется большим медным тазом... С тем же успехом можно было бы винить группу психологов, подбиравшую добровольцев. Но Кима это не утешало. Он сам себя казнил.
Работа, конечно, не шла. Ким сидел за компом, просматривал все, что удавалось собрать об участниках серии, о кодах, о депрессиях и суицидальных синдромах, о ветре и бубне с точки зрения психологии... Его мучило отвратительное ощущение, что разгадка рядом, что он совсем недавно прочитал ответ на свой вопрос, только не среагировал.
Несколько раз открывал картинку, вынутую из папки с досье. Ирина, 21 год, студентка экономического факультета. Темные блестящие глаза, выпуклый лоб и острые, углом вылепленные надбровные дуги, острый ведьминский носик и мягкая линия щеки, маленький рот и заостренный подбородок. Пожалуй, хорошенькая, но до чего мрачная — даже фотографу не улыбается. На месте психологов ни за что бы ее не взял. Ах, Ирина, Ирина, и зачем тебя повело зарабатывать деньги и способствовать научному прогрессу! Сидела бы сейчас на лекции, конспектировала бы всякую нутоту о причинах экономического кризиса в России конца ХХ века, и мы бы забот не имели...
...Пока то же самое не произошло бы с другим добровольцем. Что бы ни значил проклятущий «ветер и бубен», ясно одно: значение у него есть.
Ким понимал, что задуманное им не только банально, но и глупо. Что эксперимент над экспериментатором не может считаться чистым. Что прививать кандел лицу, которое до мурашек в извилинах думает об этом канделе и, скажем честно, боится его, — прямой риск. Только он не видел другого выхода.
Взлом защиты занял некоторое время. Хакерство противозаконно, но вовлечение посторонних и деление ответственности — в данном случае просто мерзко. Ким переписал управляющие программы на ноутбук, подключил его к сетке. В боксе подготовил аппаратуру, протер дезинфицирующим раствором затылочную ямку. Включил камеры, микрофон. Лег в кресло, зафиксировал голову, ноутбук положил на грудь. Шприц-пистолет, заряженный псевдоцитами, тихо, на пределе слышимости, запел. От влажного холодка на затылке начинался озноб. (Выбрать) последняя серия (выбрать) программа (выбрать) пуск...