Эликсир от бессмертия
Шрифт:
— Да откуда оно возьмется, статистически значимое, — несколько десятков против миллиардов?
— Согласен с вами. Тогда, возможно, стоит подумать о вакцинации в два этапа? Сперва один ген, а через несколько лет — другой... Игорь Антонович, вам нехорошо? Попейте воды.
— Лучше коньячку, — нагло заявил ученый. Его душил смех. Государственная программа снабжения населения живой и мертвой водой — нет, черт подери, зря я жалел Арцельского, ему еще повезло, что он не дожил до этого дня!
— Сейчас распорядимся! — весело ответил представитель президента. — Сегодня вы именинник, Игорь Антонович, и я попрошу вас не принимать близко к сердцу, если кто-то из присутствующих погорячился, сказал лишнее. Все в конечном итоге обернется к лучшему, я уверен!
— Владислав, за вас, — сказал Георгий. Влад кивнул и поднял бокал, в котором тут же преломился ослепительный солнечный луч. Марина пила сок, мужчины — белое грузинское вино. — Слушайте, Игорь Антонович сильно удивился, когда вы пришли к нему сдаваться?
— Порядком. Он, оказывается, читал мои стишки. — Влад больше не ухмылялся, но и печален не был. — Замечательный дядька. Кажется, я его уговорил.
— Он будет настаивать, чтобы вас включили в эксперимент?
— Ага. Как он деликатно выразился, «в возрастном добровольце этот их ген заслуживает особого изучения».
— Может, ты теперь помолодеешь, — кокетливо сказала Марина. Муж показал ей кулак. (Что он выставляется перед ней, этот сопляк... этот реликт... Верх идиотизма, но Георгий, кажется, в самом деле ревновал!)
— Если я помолодею, мне снова будет больно смотреть на тебя, — в тон ей ответил Влад. — Не хочу. А вот прожить еще двадцать лет — это было бы здорово. Не страшно умереть, страшно не успеть, тут вы правы, а я должен успеть еще кое-что. За это потом тоже выпьем.
Завтра и послезавтра
Ключ от дома
— Постарайтесь расслабиться, ни о чем не думать. Затем сосредоточьтесь и расскажите о том, что придет вам в голову. Все просто, правда?
— Все просто, — доброволец улыбнулся. Микрофон доносил его ровное дыхание. В боксе он был один, Ким сидел за перегородкой, в аппаратной. Обычная практика нейрофизиологического эксперимента. Иначе вместо искомого нового кандела запросто получишь что-нибудь вроде: «А ученый-то, что ли, кореец?» или: «Чем он там шуршит?»
Корейцем был не он, а его прадед. Вообще-то Кима звали Александром, но коллеги вспоминали об этом редко. При такой короткой фамилии зачем человеку имя?
— Готовы?
— Да.
— Начали.
Три. Два. Один. Есть! Один. Два. Пульс растет...
— Ветер. И бубен. — Донор откашлялся.
— Подробнее, пожалуйста.
— Ну... Пасмурный день. Небо серое, темное, как бы дождь вот-вот пойдет. Ветер дует, и бубенчики.
— Ветер холодный?
— Н-нет. Не знаю. Воет, гудит. И эта... кожа на бубне тоже гудит.
— Как выглядит бубен?
— Круглый, звякает чем-то. Вы говорили — ассоциации отсекать.
— Да, конечно. А что насчет эмоций? Вам приятен, неприятен этот образ? Что-то пугающее или, наоборот, радостное?
Человек в боксе задумался.
— Да вы знаете, и то, и то. Вроде я жду чего-то. Мне так кажется.
— Вы можете сказать, с чем связано воспоминание?
— Нет. Бубен какой-то... Не знаю. Может, из фильма. Я эти бубны в реале вообще не видел никогда, не увлекаюсь всеми этими вещами.
— Очень хорошо, спасибо. Эксперимент завершен, сейчас подойдет ассистент и вам поможет.
В прошлом веке было модно называть нейроны человеческого мозга «ячейками памяти», по аналогии с памятью компьютерной. Этот миф продержался долго. Лишь к концу века стало ясно, что дело не в одних нейронах, а в связях между ними.
Информация — образ, слово, запах, звук — отражается в мозгу как сигнал, переданный по цепочке нейронов. Новая информация — новая цепочка. Это все знали. А на рубеже тысячелетий Нобелевскую премию по физиологии и медицине получил худой старик в допотопных огромных очках, австриец по происхождению, чьи родители некогда бежали от нацистов в Америку. Он показал, что память из кратковременной превращается в долговременную, когда связи между нейронами изменяют структуру. В одной отдельно взятой цепочке раз и навсегда снижается сопротивление, сигнал легко пробегает от первого нейрона к последующим — как выражаются литераторы, вспыхивает воспоминание.
Серая сеть нейронов — всего лишь канва для вышивки. Или, если кому больше нравятся технические аналогии, печатная плата, на которой чертят блестящие дорожки впечатление, опыт и память. Сотни, тысячи клеток, соединенных повышенной проводимостью, — буква «А», или пение зяблика, или чье-то лицо. В экспериментах даже получалось избирательно включать и выключать воспоминания у трансгенных животных. Но только не у людей. На людях генетические эксперименты ставить нельзя, что вы!
О расшифровке человеческой памяти, об установлении соответствия между образом и цепочкой нейронов мечтали давно. Нанотехнологии сделали это возможным. Псевдоциты, клетки-роботы, можно ввести непосредственно под паутинную оболочку, инъекцией в висок или затылок. Дальше они разберутся сами: выделят одну цепочку среди миллионов, включат ее, вызвав экспериментальное воспоминание. А если будет надо, то и проложат новую цепочку, понизив сопротивление в нужных местах.
Мысли на расстоянии, оказалось, передаются микрохирургическим путем. Если известна конфигурация одной цепочки в мозгу индивида, почему бы не создать аналогичную последовательность в мозгу другого? Подарить ему чужое воспоминание — и тут же спросить: «О чем вам думается, уважаемый?».
Международный проект HBC («Human Brain Code») работал восемь лет, с 2035-го, и до завершения было далеко. Опыт всех предыдущих восхитительных головоломок человечества, от Шампольона с его Розеттским камнем до расшифровки генетического кода — мог пригодиться здесь в очень малой степени.