Эликсир от бессмертия
Шрифт:
— Хлеб?!
— Немного, два куска. И еще вот.
Она развернула платок: на нем лежали четыре крупных подберезовика.
— Ну ты сильна, — Вит и обрадовался, и немного обиделся. Он-то шел первым, и тоже, между прочим, думал о грибах — если с вечера не есть, поневоле задумаешься, — но ни одного не увидел, а она шла второй, и в сторону не отходила, и не отставала... Правду сказать, такая история с ним повторялась каждый раз, как шли по грибы. — Ты сама не Хозяйка, часом?
— Не, ты что! — она так замотала головой, что он засмеялся. — Женщины не бывают Хозяевами!
— Бывают, только редко, — ответил
«Рассказывал» — это было преувеличение. На самом деле про ту женщину-Хозяйку Айген сказал ровно два слова: «Жуткая баба». Хотя вообще поговорить любил — хлебом не корми. Про того же Ника, самого себе Хозяина, что живет в доме с башнями у озера, мог рассказывать часами. Он тысячу историй знал. И правдашних, и придуманных. Вит будто наяву услышал голос Айгена... в темном доме, при одной лучинке, он глядел на камень в кольце и читал его отблески, алые брызги в темноте, они складывались в слова, а те — в песню... Не будет больше этого никогда. Проклятый Леха. Проклятый дурень с топором. Ну хватит, перестань...
— А ты можешь огонь добыть? — спросила Яна. Вит мотнул головой. Хватит, на самом деле. Огонь?..
— Запросто. Раз плюнуть. Хочешь их поджарить?
— Ага. Подожди, я веток соберу.
Слова Огня не из сложных и работают почти везде, если, конечно, вам не нужен особый огонь, который горит без дров и дыма. Но Вит старался вовсю — произнес полное, большое заклятье, неторопливо указал пальцем точку в воздухе. На один удар сердца испугался, что ничего не получился и он выйдет дураком... но воздух тут же послушно заструился, сжался в сияющую каплю, она упала вниз, на сложенные ветки, и оттуда поднялся дымок, мелькнул прозрачный язычок пламени. С кольцом получилось куда быстрей, чем с голой рукой. Яна ойкнула, Вит ухмыльнулся. Не видала ты чудес, красавица. Подожди, вот доберемся до входа...
Отобрав у нее платок, он расстелил его на травке и начал другие Слова. Договорив, рассудил, что много им не надо, поднял белую тряпицу, перевернул, сложил и мелко потряс. Три-четыре щепоти крупной соли были тут как тут. У, какие большие сделались глаза у рыжей! Она нагнулась к земле, разворошила траву, но, конечно, ничего не нашла. На Вита взглянула, однако, без должного восхищения, даже без улыбки. Уж эти деревенские суеверы! А с солью-то вкуснее будет.
Горячие кусочки хлеба на сосновой веточке и вправду были невероятно вкусными, жаль — мало. Вит заметил, что она, хотя каждому отделила по шесть кусочков, на его ветку нанизала те, что побольше. И лучшие ломтики грибов тоже норовила подсунуть ему. Это было приятно, но странно: дома за столом ему всегда наливали последнему.
А что, так и получается: я теперь старший. Для нее. Защитник и всякое такое.
— А у тебя родители?.. — Яна умолкла на полуслове. А у тебя родители были? — понял Вит.
— Не. Они давно умерли. Я у дядьки с тетей жил. А ты?
— У меня отец был.
И замолчала.
— А жених? — спросил Вит, чтобы она не начала плакать. Дядька у всех девчонок всегда спрашивал про женихов, они либо смешно смущались, либо сами начинали хихикать. Прежде чем он понял, что теперь и этот вопрос совсем не веселый, Яна молча помотала головой.
— А меня дядька сговорил за одну, — зачем-то соврал он. — Почти сговорил. А теперь вместо свадьбы... вот.
Тонкие рыжеватые брови над серыми глазами удивленно приподнялись:
— А Хозяевам разве можно жениться?
Вита обдало жаром, словно костер вспыхнул ярче.
— Так я же еще не... Дядька вообще не хотел, чтобы я Хозяином стал. У него своих детей не было, так он думал, я... Ему самому почти пятьдесят было, он уже кашлять начал...
Яна поглядела на него. По-прежнему без улыбки, но под этим взглядом он сразу вспомнил, что потерял шнурок, которым связывал волосы, и теперь они болтаются нечесаной вороной гривой, и что безрукавка дядькина не сидит на нем, а стоит вокруг него, будто короб, и даже что штаны у него на коленях грязные.
— А девушка у тебя была?
— Что?..
Яна сорвала желто-лиловый цветок ивана-да-марьи:
— Ну, ты гулять водил какую-нибудь девушку? Так, без свадьбы?
Тьфу! Вот за что не люблю девчонок: сидит такая, будто она ангелица с неба и никогда в жизни даже себя саму голой не видала, а потом ка-ак ляпнет...
— Это... неважно, — пробурчал он, и еще добавил: — Тебе о таких вещах знать не следует.
Тут она, разумеется, захихикала. Раздумала, значит, реветь. А между прочим, ничего смешного.
Это было прошлым летом, когда он отпросился пожить у Айгена. Однажды вечером, запивая ужин пивом, которое им подарили за лечение, он набрался храбрости и спросил, правда ли, что за Хозяина не пойдет ни девка, ни баба. Айген усмехнулся в бороду и подтвердил, что да, не пойдет, разве если сыщется больная на голову. Вит спросил дальше: как же тогда быть, неужели никогда... ну, это... Айген долго хохотал, клонясь ко столу и утирая глаза мосластыми пальцами, а потом сказал:
— Хороший вопрос, парень. Главное, ко времени: что-то я сам о том же задумался. Я мог бы тебя спросить: а что общего между свадьбой и «этим», но как бы твои родичи не решили, что я тебя учу плохому. А потому буду учить тебя хорошему. Давай доедай, что в миске, остальное складывай в мешок. Завтра пойдем искать ответ.
Шли они долго. Сначала к западу, потом, не доходя до Бурого ручья, вдоль безымянного длинного холма — к северу, пока не начали попадаться грубо отесанные плиты, торчащие из травы. Вит приставал к Айгену с расспросами, но тот только посмеивался. Как дошли до камней, Айген запретил говорить.
Наконец спустились в сухой овражек, заросший орешником. Айген походил туда-сюда, посвистел, опробовал несколько простых ключей. Все Слова здесь имели силу, чаша с водой явилась в один миг, толстая ветка упала, будто срубленная мечом — только серебро мелькнуло в воздухе, потом прямо на земле соткалась шкура, вроде медвежьей, но желтая. Айген покивал задумчиво, размотал свой плащ, бросил поверх шкуры.
— Слушай и запоминай — пригодится.
А дальше вместо ключа произнес... такое, за что тетка хлестала Вита прутьями по чему попало. Ну, то слово, которое нельзя слышать ни бабам, ни девкам, ни малым детям.
И перед ними явилась голая девка. То есть, понятно, демоница, но выглядела она как девка. Если не считать того, что кожа у нее была цвета голубики и блестящая, масляная. А глаза зеленые, не такие, как у обычных людей, а в самом деле зеленые, как листья подо льдом. А волосы — пышные, длинные и красные, будто глина.