Эликсир
Шрифт:
— Открой.
Он повиновался… и открыл совершенно гладкую ладонь.
— Как… что случилось? — удивилась я.
— Я же сказал: кровь остановилась.
— Не может быть, — я ощупала его ладонь и пальцы. — У тебя не осталось и царапины!
— Я почти и не оцарапался.
— У тебя вся рука была в крови! — возразила я и даже попробовала нажать на его ладонь, но кровь так и не выступила. Ни капли.
— Ой! — расхохотался он. — Ты что, решила пустить мне кровь? — он ласково сжал мою руку, а другой рукой заставил поднять лицо, пока наши глаза не встретились. — Со мной все в порядке, — заверил он. — Мне очень хорошо. И могло бы быть еще лучше…
Не выпуская моей руки, он опустился на одно колено и вынул из кармана бархатную коробочку.
Нет. Этого не могло быть!
Он открыл коробочку, в которой сверкал единственный безупречный бриллиант на изящном золотом кольце. Он поднял на меня глаза, и я увидела в них безбрежную любовь.
— Ты выйдешь за меня замуж, Аннелина?
В одно мгновение перед моим мысленными взором промелькнуло это дивное виденье: целая жизнь впереди, череда таких чудесных картин, что их невозможно было описать словами — лишь бесконечное счастье, от которого захватывало дух и хотелось плакать.
— Аннелина? — его глаза расширились в тревоге.
— Да! Да, я выйду за тебя!
Он ничего не сказал, но его улыбка засияла еще ярче, когда он вскочил и заключил меня в объятья. Я смеялась и плакала, я прижималась к нему, и весь мир кружился со мной в вихре экстаза…
Я села в кровати, задыхаясь и не понимая, где нахожусь. Затем резко обернулась к компьютеру, почему-то решив, что он должен быть там: просто возьмет и шагнет с темного экрана в мою комнату.
Конечно, его там быть не могло, но мне непременно нужно было его увидеть. Я скатилась с кровати, но все еще не пришла в себя со сна и грохнулась на пол. Тут же в мою дверь постучали.
— Что там происходит? — окликнула меня Пири.
— Ничего! — ответила я. — Плохой сон приснился.
Дверь мигом распахнулась.
— Плохой сон? — Пири тревожно цокнула языком. — Кто-то ходит по твоей могиле! Сегодня выверни одежду наизнанку, чтобы вернуть удачу!
И она уставилась на меня в ожидании, что я с уважением отнесусь к ее диким суевериям.
— Да, Пири, я непременно так и сделаю. Спасибо.
Пири кивнула и закрыла дверь. Но прежде чем она закрылась полностью, в щелку я успела заметить, как Пири покосилась на папин кабинет и перекрестилась. Я закатила глаза.
Наконец мне удалось встать и добраться до компьютера. Всего минуту назад я отчаянно хотела поскорее его включить, чтобы увидеть парня из своих снов, но теперь эта решимость заметно уменьшилась. я попыталась повторить те объяснения, которые придумала вчера: мой мозг нарочно оживляет этого персонажа во сне, чтобы он перестал мне казаться таким опасным и я смогла разобраться в нем, не скованная цепями страха. Я даже прикинула, что сказала бы на это Райна: парень загадочен и красив, было бы странно, если бы он не стал мне сниться! Она отмахнулась бы от всех моих страхов и посоветовала бы мне поблагодарить свое воображение за такое классное ночное развлечение.
Но проблема состояла в том, что эти сны ничуть меня не развлекали. Они были наполнены такой жизнью, что казались реальностью, и обволакивали меня, как мох, делая беспомощной участницей чужого спектакля. Мне это не нравилось, как и смутное ощущение, что чем больше они мне будут сниться, тем более реальными будут казаться. Я бы с удовольствием избавилась от них, если бы смогла, по крайней мере до той поры, пока не вернусь из Рио. Возможно, тогда пройдет достаточно времени и сны уже получат надо мною такую власть.
Да, это был неплохой план…. Только сны приходили без моего ведома. Стоило мне закрыть глаза — и передо мной разворачивалась новая глава в нашей истории любви. Только вот я никогда не была во сне собой. Я была Делией, или Аннелиной, или Кэтрин, или Оливией — всякий раз одной из этих четырех женщин, каждая из которых жила в свою эпоху. И видения своей живостью были мало похожи на сны, а скорее напоминали воспоминания о прошлом.
Поначалу они меня бесили. Независимо от того, какое счастье я испытывала во сне, просыпалась я всегда с таким чувством, будто парень с фотографий промыл мне мозги. Я всеми силами пыталась бороться с этими снами. Я нарочно делала так, чтобы заснуть перед экраном, где шел какой-нибудь жуткий ужастик или слезоточивая драма — в надежде, что сюжет застрянет в мозгу и ворвется в мой сон. Я занималась визуализацией и медитацией, специально рассчитанными на произвольное формирование собственных сновидений. Я изматывала себя многокилометровыми вечерними пробежками и уставала так, что готова была заснуть на ходу — мертвым сном без сновидений.
Ничего не помогало. Каждую ночь я исправно отправлялась в прошлое. Я становилась Оливией в Италии эпохи Возрождения и старательно совершенствовала технику своих акварелей, снова и снова изображая лицо своего любимого или его близкого друга, Джованни. Трудно было найти более несносные модели: ни тот, ни другой не способен был усидеть на месте больше двух минут — после чего начинались их вечные шуточки и подначивания. В Другие ночи я жила столетие спустя. Меня звали Кэтрин, и я скакала верхом в дамском седле где-то в сельской глубинке в Англии, а парень с фотографий нахлестывал коня, стараясь меня догнать. В иные ночи Аннелина переносила меня во Францию, на лучшие театральные подмостки девятнадцатого века, или Делия забирала меня в Чикаго времен сухого закона.
Я была так растерянна, что уже собиралась позвонить своему терапевту, чтобы рассказать обо всем этом — но что-то все же удержало меня в последний момент. Меня приводило в ярость мое бессилие перед этими снами — но, с другой стороны, я испытывала к ним какое-то нездоровое влечение. Они были моими. И парень был моим. И я не желала этим ни с кем делиться. Я не смогла бы объяснить, откуда взялось это чувство, но так и было.
Так прошла неделя, и случилось нечто еще более странное: мое раздражение на незваные видения исчезло, и я начала ждать их с нетерпением. Это произошло далеко не сразу, но чем дольше я грезила этим человеком, тем больше я начинала влюбляться в него, и меня уже не волновало, что процесс вышел из-под контроля.
Он был для меня неотразим. На какие бы ухищрения я ни шла, стараясь от него что-то скрыть, он с легкостью мог заглянуть в самую глубину моей души и увидеть мои истинные чувства. И в то время, как он легко и непринужденно демонстрировал свою власть над чувствами тех четырех женщин, во сне все эти четверо являлись мною. Они походили на меня внешне (за исключением промежутка между верхними зубами у Аннелины), они говорили моим голосом и с моими интонациями, и точно так же, как и я, терзались внутренними страхами, в которых боялись признаваться даже сами себе.