Элисса
Шрифт:
— Невелика заслуга, — убить одного дикаря, — не преминул вставить царь Итобал, с видимым нетерпением слушавший, как Сакон расхваливает родовитого чужеземца.
— Невелика заслуга, говорите вы, царь, — ответил Сакон. — Эй, стража, внесите тело убитого.
В зал, пошатываясь, вошли шестеро стражников: они внесли громадное, прикрытое леопардовой шкурой, тело и бросили его на краю помоста.
— Смотрите, — сказал один из них, сбрасывая меховую накидку и показывая на меч, все еще торчащий в груди сраженного Азиэлем великана, и тут же добавил: — Небеса даровали рукам принца просто нечеловеческую силу!
Гости —
— Что с вами, царь? Уж не завидуете ли вы силе этого великолепного удара? — с любопытством за ним наблюдая, осведомился Сакон.
— Ну какой там удар! — скромно сказал Азиэль. — Просто этот человек всем своим весом напоролся на мой меч, поэтому лезвие и засело так прочно, что я не мог его вытащить.
— Тогда я окажу вам эту услугу, принц, — язвительно усмехнулся Итобал. И, упершись ногой в грудь мертвеца, внезапным напряжением своего могучего тела вытащил меч и швырнул его на стол.
— Можно подумать, — вспыхнув от гнева, сказал Азиэль, — что вы, царь, показывая свое превосходство в физической силе, бросаете мне вызов, Но, должно быть, я ошибаюсь, ведь я не знаю здешних обычаев.
— Думайте что угодно, — отрезал царь, — но знайте, что этот человек, убитый, как вы утверждаете, вашей рукой, не какой-нибудь презренный раб, которого можно прикончить просто так, по случайной прихоти, а знатный вельможа, сын сестры моей матери.
— В самом деле? — переспросил Азиэль. — Да вам просто повезло, что вы избавились от двоюродного брата, которому знатное происхождение не мешало заниматься столь гнусным делом, как похищение благородных девушек.
Услышав такую отповедь, Итобал вскочил и схватился за меч; но, прежде чем он успел что-нибудь сказать или обнажить оружие, Сакон остудил его пыл.
— Прошу вас, царь, вспомните, что принц, как и вы, мой гость, и успокойтесь. Если убитый и в самом деле приходится вам двоюродным братом, он вполне заслуживал смерти — и не от руки особ царской крови, а от руки палача, ибо похитители девушек — гнуснейшие из всех преступников. И прошу, объясните мне, царь, каким образом ваш двоюродный брат очутился так далеко от своего дома, ведь он же не числится в вашей свите.
— Не знаю, Сакон, — ответил Итобал, — а если бы и знал, не сказал. Вы утверждаете, будто мой покойный родственник похищал девушек, что в глазах финикийцев, по-видимому, является тяжким преступлением. Но говорю вам, похититель он или нет, отныне между мной и его убийцей — кровная вражда, и будь он сам великий Соломон, а не один из пятидесяти его родственничков, именующих себя принцами, — он горько поплатился бы за это. Завтра, Сакон, перед тем как отправиться в обратный путь, я должен поговорить с вами. А до тех пор прощайте! — Он встали пошел по залу, за ним — его свита.
Внезапный уход разгневанного царя Итобала послужил сигналом и для всех остальных.
— Почему этот ублюдок так обозлился на меня? — тихо спросил Азиэль у Элиссы, когда вслед за Саконом они направились в другую комнату.
— Хотите знать правду? Это он стоял за спиной убитого родственника, вы помешали ему осуществить
Прежде чем принц успел что-нибудь сказать, к нему повернулся Сакон. Лицо его было сильно встревожено.
— Простите, принц, — сказал он, отводя его в сторону, — за то, что вам пришлось терпеть оскорбления за моим столом. Посмей только кто-нибудь другой заговорить с вами так грубо, он тотчас же горько пожалел бы об этом, но этот Итобал — сущий бич для нашего города: при желании он может собрать стотысячную армию дикарей и отрезать нас от источников продовольствия и от копей, где мы добываем золото. Приходится его ублажать, как до этого мы долгие годы ублажали его отца, — добавил он с потемневшим лицом, — но на этот раз он требует слишком высокую цену. — И он бросил взгляд на свою дочь, которая стояла, глядя на них, чуть поодаль, необычайно пленительная в своем белом платье и золотых украшениях.
— Нанесите ему опережающий удар, постарайтесь сломить его могущество, — посоветовал Азиэль, с тайным беспокойством догадываясь, что дань, требуемая Итобалом — спасенная им Элисса, чья мудрость и красота взволновали его сердце.
— Слишком большой риск, принц, мы ведь здесь для того, чтобы разрабатывать золотые копи и богатеть, ведя прибыльную торговлю, а не для того, чтобы воевать. Политика Зимбабве всегда была мирной политикой.
— У меня есть лучшее предложение, и его осуществление обойдется куда дешевле, — послышался рядом спокойный голос Метема. — Накиньте удавку на шею этого животного, храпящего сейчас в его комнате, и затяните ее потуже. Нетрудно справиться с орлом в клетке, но как сразить орла, парящего высоко в небе?
— Совет не лишен мудрости, — колеблющимся тоном произнес Сакон.
— Мудрости? — возмутился Азиэль, — да, мудрости убийцы! Неужели, благородный Сакон, вы удавите спящего гостя?
— Нет, принц, это против моих правил, — поспешил оправдаться Сакон, — к тому же на нас обрушилась бы совместная месть всех племен.
— Оказывается, Сакон, вы стали еще неразумнее, чем были, — засмеялся Метем. — Человек, не решающийся покончить с врагом, который у него в руках, честным ли, вероломным ли способом, не годится править богатым городом в самом сердце варварской страны. Все это я и доложу Хираму, царю нашему, если когда-нибудь возвращусь живым в Тир. Что до вас, о высокочтимый принц, простите смиреннейшего из ваших слуг, если он предскажет, что чрезмерная чувствительность и благородство преждевременно сведут вас в могилу и умрете вы не своей смертью. — Метем взглянул на Элиссу, как бы желая придать особое значение своим словам, и с язвительной усмешкой удалился.
И тут появился посланец — судя по длинным седым прядям волос, полубезумным глазам и красной одежде, жрец Эла — и шепнул на ухо Сакону что-то, сильно его встревожившее.
— Простите, принц, но я вынужден вас оставить, — сказал правитель. — Я только что получил печальное известие, призывающее меня во дворец. Госпожа Баал тис заболела черной лихорадкой, и я должен ее навестить. Через час я вернусь.
Новость вызвала всеобщее смятение, и, пользуясь этим, Азиэль присоединился к Элиссе; она сидела одна на балконе, глядя на залитый луной город и равнины. Увидя его, она почтительно привстала и снова уселась пригласив его знаком сделать то же самое.