Элитный спецназ
Шрифт:
На столе стояла переносная Р-105. Эту радиостанцию им передал Линев. За все время она так и не пригодилась, лишь Завьялов как-то от нечего делать пытался послушать эфир, но, кроме помех, так ничего и не обнаружил.
Джабраилов быстро снял крышку и вынул аккумуляторы. Затем извлек из армейского фонарика квадратную батарейку. Проверил положение выключателя и, убедившись, что он выключен, принялся устанавливать ее вместо громоздких щелочных батарей, соединив со станцией лишь одну клемму.
– Что ты собираешься сделать? – следя за возней Джабраилова, спросил Шамиль.
– Когда
Прикрутив электродетонатор, он утопил его в желтой, похожей на пластилин массе и установил крышку на место. Банку с остатками пластита поставил внутрь ящика, а на крышку водрузил превращенную в адскую машинку радиостанцию.
– Все! – потирая руки, он бросил взгляд в сторону Батаева. – Уходим!
– Сколько времени? – не сводя взгляда с догорающего сарая, спросил Шамаев у Алхастова.
– Почти пять, – ответил Тимур. – Еще немного, и рассветет.
Магомед посмотрел в сторону востока. На фоне звездного неба уже можно было различить очертания холмов.
– Все готовы?
– Да, – подтвердил Тимур. – Может, еще раз предложить им сдаться?
– Джабраилов не дурак, – вздохнул Шамаев, наваливаясь спиной на ствол дерева. – Он и так знал, что мы его убьем, а теперь, после того как эти свиньи положили столько наших людей, ему и подавно не на что рассчитывать. Командуй!
Боевики, рассредоточившись по опушке леса, взяли дом в полукольцо. Со стороны ручья, из опасения напороться на мины, атаковать не решались. Хватило неудачной попытки проникнуть в здание по подземному ходу, закончившейся гибелью двух и тяжелым ранением одного из моджахедов. Уцелевший Ибрагим, вернувшись, сказал, что, еще не доходя до входа в лаз, они едва не поплатились жизнью, случайно напоровшись в темноте на растяжку.
Сарай почти погас. Лишь редкие языки пламени лизали края каменного фундамента, почти не давая света. Темнота вновь подступила к самым стенам дома. Пользуясь этим, боевики начали потихоньку продвигаться вперед. Их уже не было видно, и наверняка они прошли добрую половину расстояния, отделяющего от цели.
– Главное – подобраться незамеченными на дальность броска гранаты, – прошептал Тимур, не сводя взгляда с пожарища.
Глухо ухнула граната. Дом на секунду сверкнул изнутри оконными проемами.
– Все, – облегченно вздохнул Тимур, вслушиваясь в треск автоматных очередей, раздавшихся сразу после взрыва.
– Слава Аллаху, – поднимаясь с земли, произнес Шамаев и поднес к губам портативную радиостанцию: – Давид, как у тебя?
– Они ушли! – раздался взволнованный голос. – Как сквозь землю провалились!
– Я иду. – Магомед направился в сторону дома.
Пройдя больше половины пути, он уже отчетливо стал различать голоса своих людей на руинах дома. Внутри кто-то зажег фонарь, свет от него перемещался из одного места в другое – боевики обыскивали
«Где я? – с удивлением и страхом подумал он. – Почему я еду? А главное, куда и зачем?!»
Неожиданно в памяти всплыл горящий сарай, автоматные очереди и… Непонятная, вязкая темнота, из глубины которой на него несется локомотив.
Появившееся на светлом фоне веснушчатое лицо заставило вздрогнуть, отчего боль пронзила от правой половины шеи куда-то в руку.
– Он очнулся! Саша, позови Петра Николаевича!
Шамаев увидел позади склонившейся над ним медсестры никелированный штатив системы с установленной в него бутылкой какой-то жидкости.
– Петр Николаевич! – раздался голос молодого мужчины. – Тут ваш басмач в себя пришел!
Магомед попытался приподняться на локтях, чтобы увидеть этого недоноска, осмелившегося назвать его басмачом, но руки и ноги показались ему неимоверно тяжелыми.
– Не шевелитесь! – Медсестра осторожно дотронулась до груди.
– Все-таки выжил, – раздался мужской голос.
– Это нормальные люди умирают, а такие козлы живут, – резанул слух уже знакомый голос молодого мужчины. – Надо срочно сообщить контрразведчикам и в комендатуру.
Медики вышли. Он открыл глаза и осмотрелся. Палата оказалась двухместной. На соседней койке лежал еще один больной, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Судя по забинтованным рукам, это тоже был раненый, только русский.
Из-за усилий пошевелиться во всем теле боевика вновь проснулась тупая ноющая боль. Он осторожно освободил из-под простыни руку и поднес к лицу. Борода была сбрита, а голова до самого подбородка забинтована. В висках под повязкой пульсировала боль.
Двери вновь распахнулись. Он не успел убрать руку. Прикидываться дальше, будто он без сознания, не имело смысла.
– Где я? – спросил он, не видя вошедшего.
– Это военный госпиталь в Моздоке, – послышался женский голос с кавказским акцентом, и рядом появилась женщина в белом халате. Чеченка.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он ее уже на родном языке.
– Работаю санитаркой.
– Как я здесь оказался?
– Пять дней назад утром вас привезли с разбитой головой, – ответила она. – Как говорят врачи, взорвалось какое-то здание, и осколком камня вам разбило голову. Была операция.