Елизавета. В сети интриг
Шрифт:
Сон упорно не шел. Елизавета поняла, что далее спорить с бессонницей глупо. Мысли о прошлом и грядущем изгнали цесаревну из постели лучше любой строгой нянечки.
Набросив на плечи легкую шаль, взяв в руки первую чашку с кофием, до которого она была большая охотница, Елизавета подошла к окну. Июльский день обещал быть солнечным, предвещая паре если не долгую безоблачную жизнь, то уж красивую свадьбу, не омраченную ни тучами, ни дождями.
«Воистину судьба ко мне милосердна! Если бы тогда принц не сбежал из-под венца, лишь услышав мое имя, я бы так никогда и не поняла, что не с чинами и званиями, не с королевским именем жить, а с человеком. И что у королей да принцев душа может
Словно услышав мысли Екатерины, Алексей еще раз всхрапнул.
«Спи, душа моя, отдыхай. Уж будь уверен – ты для меня лучше и краше, у меня-то достанет разума увидеть под париком черные мысли, а под слоем пудры да мушками – черную душу…»
Мысли Елизаветы вновь обратились к дню наступающему. Она в который уже раз удивилась тому, как мало в жизни правителей и правительниц чистых помыслов и подлинных чувств, но зато сколь много интриг и расчета.
«Словно сеть, они накрывают тебя, спеленывают, не дают ни вздохнуть вольно, ни помыслить здраво, ни шагнуть разумно… Словно сеть, в которую всякая рыбка с радостью ловится, да вот только потом уже никогда на волю выбраться не может. Добро, коль удается ее, сеть эту, разглядеть – когда хватает для этого зоркости сердца или смелости. А коли ни того ни другого нет, то сеть эта невидимкою злою окутывает так, что становится второй кожей, человек словно преображается, выискивая для себя одни лишь выгоды да преимущества. А когда такие люди собираются в компании… Ох, тут жди беды – особливо ежели компании сии из придворных состоят. Тут любая казна любой страны должна опасаться, что сии господа растащат ее в угоду своим интересам, не думая ни о чести державы, ни о благодетеле на троне. Совсем же беда, ежели такой благодетель на троне тоже лишь о выгоде для себя думает…»
Аромат кофе был так силен, что отвлек Елизавету от размышлений, пусть всего на мгновение. Однако мысли цесаревны, хоть и вернулись во дворец, но теперь все же были направлены на троих главных участников грядущей сегодняшней драмы. Да-да, именно на троих. Елизавета твердо знала, что даже отставленный от двора, высланный из страны, посланник Линар все равно жив в сердце невесты. И только в том случае, ежели жениху удастся завоевать душу своей будущей жены, призрак саксонского посланника исчезнет из воспоминаний племянницы, ставшей в крещении Анной Леопольдовной.
Должно быть, из-за невеселого детства Анна мечтала о подлинный чувствах. Должно быть, именно из-за этого напрочь отвергала все мысли о браках по выбору тетушки. Но тут уж, увы, не той она родилась дочерью, чтобы замуж по любви идти.
Менее всего об Анне можно было сказать, что она дитя любви. Супружеская жизнь ее матери Екатерины Иоанновны и отца, герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского, ежели вообще подобное можно назвать супружеской жизнью, не задалась с первых дней. Герцог Мекленбургский был сварливым и хамоватым деспотом, который ухитрился за три года превратить в ад жизнь жены и дочери. Не выдержав столь гнусного обращения, Екатерина Иоанновна с дочерью бежали из Ростока. Сначала они поселились при дворе Прасковьи Федоровны в патриархальном Измайлово – здесь господствовал прошлый век, почитались старомосковские традиции. Маленькая принцесса ожила – теперь она была там, где ее любили, о ней заботились… Ну пусть вокруг были карлики и уроды, пусть старинные традиции правили здесь всем. Сие оказывалось важным для взрослых, а для Анны тишина и благость стали елеем.
После вступления на российский трон Анны Иоанновны жизнь девочки изменились самым решительным образом. Желая сохранить престол за своим родом, бездетная императрица приблизила к себе тринадцатилетнюю племянницу и окружила ее наставниками, учителями и воспитателями. Их усилия не пропали втуне: уже через год принцесса свободно говорила и писала на русском, немецком и французском языках, запоем читала историческую, мемуарную и приключенческую литературу. Но более всего ей по душе были французские и немецкие романы.
Однако и плоды патриархального воспитания были налицо – Анна была глубоко религиозна и серьезно наставлена в православии. Уже упоминаемая нами госпожа Рондо, которой повезло попасть не только в парадные, но и в личные покои семнадцатилетней принцессы, писала: Анна «ставила образа во все углы своих комнат, следила, чтобы везде были зажжены лампады».
Императрица Анна, бездетная, назвала принцессу своей наследницей и потому всерьез думала о династическом браке для своей племянницы – о браке, дети которого могли бы стать подлинными наследниками и тем самым уже навсегда избавить тетку и мать от призрака Петровской крови.
А чтобы законодательно закрепить это хлипкое построение, был издан указ, согласно которому Анна Иоанновна объявляла своим наследником будущего ребенка племянницы – принцессы Мекленбург-Шверинской Елизаветы-Екатерины-Христины, в крещении Анны Леопольдовны. После этого все подданные были приведены к присяге на верность будущему наследнику.
Для поисков жениха на Запад отрядили генерал-адъютанта Карла Густава Левенвольде. Тот, проведя в Европах около года и всласть навыбиравшись, сыскал двух относительно достойных наследников: маркграфа бранденбургского Карла и принца Антона Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского.
Брак с Карлом Магдебургским для России означал бы сближение с Пруссией, брак с Антоном Ульрихом, племянником императора Карла VI, – с Австрией. И опять ни слова о том, что мог значить этот брак для самой Анны Леопольдовны!
Сначала выбор пал на Карла, начались было соответствующие переговоры, но венский двор приложил все усилия к тому, чтобы этот брак расстроить, и добился приглашения в Россию, которое было послано принцу Антону Ульриху. Давайте еще раз послушаем леди Рондо – жену английского посланника при русском дворе, которая присутствовала при первом появлении молодого Брауншвейга в столице: «Наружность принца хороша, он очень белокур, но выглядит изнеженным и держится скованно. Это да ещё его заикание затрудняют возможность судить о его способностях».
Итак, в день рождения Анны Иоанновны девятнадцатилетний Антон Ульрих появляется в Петербурге. Внешностью, малым ростом, неловкостью и застенчивостью он производит весьма неблагоприятное впечатление и на императрицу, и на будущую супругу. Не сказав ни слова по поводу брака, императрица оставляет Антона Ульриха в России, принимает в русскую службу и жалует ему чин полковника кирасирского полка.
– Даст бог, форма ему пойдет. А там уж все равно, хорош ли лицом, или дурен – мужчина в самом соку!
Увы, но Анна Иоанновна тут сплоховала – даже одетый в форму, украшенный, словно рождественская елка, Антон Ульрих не пришелся по вкусу Анне Леопольдовне. Потерпели фиаско и все его попытки сблизиться с невестой.
Принцессе Елизавете-Екатерине-Христине Мекленбург-Шверинской было пятнадцать лет, когда она приняла православие и получила новое имя – Анна, в честь тетушки-императрицы, ставшей для племянницы крестной матерью. Отчество для принцессы выбрали по второму имени отца – Леопольдовна.