Елка в подарок

Дар Фредерик

— Комиссар болен, у него ангина, но, несмотря на температуру… — вступает Матиас.

— Заткнись!

Какой гаденыш мог так ответить на заботу ближнего? Оглядываю всех и по физиономиям понимаю, что это был я.

— Хочу поговорить с подругой Равиоли, — заявляю я вместо извинения.

К нам подходит довольно молодая женщина, вся в слезах. Бедняжка вдова, не имеющая никаких прав на наследство!

— Мне бы выпить чего-нибудь! — вновь раздается мой собственный голос. Он идет откуда-то сбоку и сверху.

Окружение

рассыпается. Констатирую, что все помчались к стойке. Похоже, они принесли мне стакан виски. Принимая микстуру в таком темпе, я скоро буду в стельку. Наплевать! Зато благодаря ангине можно пить сколько влезет, и никто не осудит, даже помогут, если что. Прекрасный рецепт, не находите?

— Мадам, нам надо поболтать с глазу на глаз! Пойдемте в кабинет Анжело.

Схватив ее под руку, чтобы самому удержаться на ногах, я веду незаконную вдову в кабинет, где еще вчера вешал Анжу на уши его национальное блюдо.

Мой милый Равиоли был большой знаток по части стриптиза. Раздевать людей — это призвание. Вспоминаю о трупах в Маньи. Раздеть человека до скелета — не правда ли, особое искусство?

Закрывая дверь, констатирую: коллеги явно недовольны моим поведением. Ну и начхать — мне так удобнее!

— Возьмите стул, мадам…

Она вытирает слезы с миловидного лица бывшей шлюхи.

О, как она мечтала, эта бывшая стриптизерша, о тихой жизни в провинции! Звезда притонов уже видела себя в церковно-приходском хоре в компании старых мартышек, вечно перемывающих кости (в переносном смысле) своим соседям. Остаток жизни она бы вязала носки для сирот-эскимосов или нательное трико для космонавтов. Чем не покойная старость?

— Это ужасно! Анж! Бедный Анж!

Мне хочется ее успокоить: такой пройдоха, да еще с ангельским именем, запросто задрючит мозги охранникам в чистилище и раздобудет себе абонемент в рай. Но я ничего не говорю — у меня нет сил!

— Вас наверняка уже допрашивали, мадемуазель, — произношу я с трудом, массируя виски. Различные горячительные напитки смешались и теперь как молотом колотят в голове. — Но мы все равно начнем сначала. Я вчера виделся с вашим… э-э… мужем. Он вам говорил об этом?

Она открывает рот, но из него не вылетает ни звука. Есть, конечно, вероятность, что мои уши забастовали. Это не исключено.

— Как это ни бесчеловечно с моей стороны, но вынужден вам напомнить, что Равиоли больше нет. Его убили. И с вами может случиться примерно то же, если вы будете слишком молчаливы… Нам, как вы, наверное, догадываетесь, необходимо установить личность убийцы. По вашим страданиям я вижу (слово «страдания» провоцирует новый поток слез и шмыганье носом), что вы любили своего… гм… партнера. Вы же хотите, чтобы его убийца получил по заслугам, не правда ли?

— Да! — вскрикивает несостоявшаяся мадам Равиоли сквозь душераздирающие рыдания. — Конечно!

Ее

искренность хватает меня за душу.

— Ну вот и хорошо. Значит, я повторяю вопрос: говорил ли вам Анж о моем визите?

— Да.

— Что именно он вам сказал?

— Он мне показался сильно обеспокоенным. Сказал, что один легавый… Прошу прощения…

Я небрежно отмахиваюсь:

— Не обращайте внимания… Мне уже приходилось где-то слышать это слово.

— Анж сказал, что приходил легавый и расспрашивал его по поводу некоего Келлера..

— И что дальше?

— Анжа, видимо, это встревожило.

— Почему?

— Не знаю. Похоже, немец исчез — во всяком случае, я так поняла, — а следы привели полицию в «Раминагробис»…

— Вы знали Келлера?

— Я его видела несколько раз…

— Ваш муж поддерживал с ним отношения?

— Не то чтобы… Они виделись, болтали! Во всяком случае, когда Келлер приезжал в Париж, он проводил вечера здесь…

— Келлер бывал у вас в доме?

— Нет!

Она категорична.

— Никогда?

— Никогда-никогда!

— Вам не приходилось ездить с ним… ну, скажем, за город?

— Да нет, с чего это?! Он был всего лишь клиент, не друг… Клиент, которого Анж знал немного больше, чем других, вот и все!

— Ладно… Значит, вчера, после того как я ушел, Анж вам сказал о моем приходе и показался озадаченным… А потом?

Она поводит круглыми плечами хорошо откормленной самки.

— Пошел к себе в кабинет.

— А вы где находились в этот момент?

— За кассой. Я слежу за обслуживанием.

Значит, деньги проходят через ее руки. В этом была ее маленькая хитрость. В течение скольких-то лет мадемуазель промышляла на панели, отлавливая несчастных, которым весна ударяла по органам малого таза, а теперь сидит за кассой и без лишней суеты собирает банкноты клиентов из рук запыхавшихся официантов. Свою долю она преспокойненько откладывает в нейлоновые чулки. Парадоксально, но это и есть суть прогресса!

— Продолжайте…

— Примерно через полчаса Анж опять подошел ко мне и спросил, сколько у меня в кассе наличности. Я ответила: «Двести тридцать тысяч». Тогда он приказал мне положить в пакет двести кусков. Я попыталась узнать зачем, но он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Он был такой мрачный…

Я иду к двери.

— Матиас!

— Слушаю, патрон?

Вот, он уже не называет меня господином комиссаром. Я вдруг чувствую себя намного лучше. Надеюсь, это хорошее предзнаменование для моего пошатнувшегося здоровья.

— У убитого были при себе деньги?

— Да, патрон…

— Сколько?

— Тысяч десять, кажется!

Несчастная вдова выпучивает заплаканные глаза и ревет, как сто плакальщиц на арабских похоронах:

— Его обокрали! Он никогда не ходил с пустыми карманами!