Елки-моталки

Чивилихин Владимир Алексеевич

Надо было торопиться, как бы Платоныч не улетел без него. Палку свою Родион все же захватил на всякий случай, хотя опухоль за эту ночь совсем сошла. На главной улице он остановил такси. Машина под ним осела.

– На аэродром, - сказал Родион и, увидев, что шофер начал разворачиваться, поморщился.
– Да не на тот! На травяной. Прямо...

4

Следователь. Это мое первое дело, Алексей Платонович, и я прошу вас помочь мне.

– В чем?

Следователь. Понять его.

– Пожалуйста, товарищ

следователь, если смогу.

Следователь. Вы присутствовали при первой их встрече?

– Они при мне встретились.

Следователь. Когда это было?

– Числа я точно не помню, но можно установить. В бортовой журнал Гуляев записан - я его брал с собой в облет, хотя он еще и не оправился после травмы.

Следователь. Что вы можете сказать об их отношениях?

– Ничего не могу.

Следователь. Скажите, они при вас никогда не ссорились?

– Было.

Следователь. Из-за чего?

– Из-за меня.

Зеленое поле аэродрома было пусто. У ангара стоял вертолет с зачехленными лопастями, престарелый "антон" на якорях, который ремонтировался с самой зимы, да знакомый авиапатрульный Як. "Не улетел, подумал Родион про Гуцких.
– Молодца!"

Просторный двор был полон какого-то народу. На крыльце конторы, где обычно отдыхали парашютисты, у склада и вдоль забора сидели и лежали неизвестные люди, одетые в разное - в чистое и не очень, мятые и свеженькие, в галстуках и без них. Жевали травинки, дремали. Родион проковылял по двору, разглядывая чужаков, а на него никто не глядел.

Гуцких сидел в комнате летчиков-наблюдателей и что-то втолковывал неспокойному человеку с длинной спиной. Сзади на пиджаке у незнакомца был разрез; Родион даже не знал, что мужчины такие разрезы делают. Платоныч обрадованно поднялся навстречу Родиону.

– Привет, Гуляев! Ходишь?

Незнакомец обернулся. Лицо у него было бледное. И еще Родион засек тоненький захватанный галстук.

– А что это за люди, Платоныч? Во дворе-то?

– Я же тебе говорил по телефону.

– Не помню.

– Мы - тунеядцы, - ухмыльнулся незнакомец.

– Верно, - подтвердил Гуцких.

– В смысле?
– спросил Родион.

– Ты что, Гуляев, газет не читаешь? Ну, которые не хотят работать.

– Вон оно что! Так. А нам они зачем?

– Приказ прислали, понимаешь?
– сказал Гуцких.
– Бирюзову мы двоих сегодня уже подкинули.

– Что он там с ними делать будет?

– Воспитывать, товарищ Гуляев.
– Голос незнакомца был с расстановочкой, будто его принуждали говорить, и слова он пускал через губу.
– Трудовые навыки приобретем, перекуемся!

Он поглядел с усмешкой на Родиона, нагло и снисходительно поглядел, будто на несмышленыша, хотя был с ним, видать, одних лет, потом внезапно убрал улыбку, а глядел все так же плохо.

– Так.
–

Родион сел на скамейку.
– Ладно.

– Вот и я считаю, что ладно, - вздернул плечами незнакомец и хохотнул.
– Перекуемся... И вам хорошо, и нам хорошо!

– Хорошо ли, нет - поглядим.
– Родион проводил чужака взглядом до двери, обернулся к летнабу.
– Горит, Платоныч?

– Кругом. А тут еще это добро на нашу шею! Лекцию вот им читать надо...

– К обеду вылетим?
– Родион шагнул к выходу.

– Да надо бы.
– Гуцких сорвал трубку зазвонившего телефона.
– Что? Сводку? Есть, вот она лежит. А вы кто такой? Из облисполкома? Тогда пожалуйста. На сегодня семьдесят три очага. Общая площадь? Почти сто тысяч гектаров... Что вы такое говорите? Слушайте! Я это понимаю, но сводки легче собирать, чем тушить тайгу...

Гуцких бросил трубку.

– Я подожду тебя, Платоныч, - обернулся Родион у самой двери.

Он вышел, сел в холодке на завалинку, закурил. Да, пластает, видать, тайга, а тут лишь сводки собирают в десять мест каждый день. И еще это добро на голову.

– Не найдется ли сигаретки?
– послышался тот же, с расстановочкой, голос, только он был сейчас приторно-вежливым.
– А, товарищ Гуляев? С отдачей.

– С отдачей?
– Родион достал пачку "Памира".

– Благодарю.
– Незнакомец манерно поклонился в пояс.

– Вы что, из артистов?
– поинтересовался Родион.

– Было и такое дело, товарищ Гуляев.

Он уселся рядом, затянулся, щуря глаза. Принялся рассматривать свои ногти, чистить их спичкой. Ну и чудик! Отставляет руки далеко, вертит их перед собой, будто в зеркало смотрится.

– Вот вы величаете меня.
– Родион не смотрел на соседа.
– А как вас прикажете?

– У меня трудная фамилия.

– Ничего, выговорим.

– Евксентьевский.

– Ну и ладно, если так.

– Что ладно?

Родион промолчал. Он не мог приспособиться к этому человеку. Очень уж чуждыми были его манеры, и эта бабская привычка на ногти любоваться, и снисходительный тон. Есть же типы! Их, наверно, будут на вертолетах возить, как подсобников. Конечно, когда огонь подступает, лишний человек не плохо, но в лесу вообще-то лучше со своими.

– Вас на пожары, что ли?
– спросил Родион.
– Ну-ну!

– Что "ну-ну"?

– Ничего.

– Опасно?

– Почему?

– Вот и я спрашиваю - почему?
– Евксентьевский засмеялся.

– Что "почему"?

– Почему опасно?

– Слушайте, - совсем запутался в разговоре Родион.
– Я же не говорил, что опасно.

– А что же ты сказал?

– Ничего.

– Как это ничего, если мы так долго разговариваем? Что же ты все-таки сказал, товарищ Гуляев?