Елки-моталки
Шрифт:
– Тьфу!
– плюнул в траву Родион и поднялся.
Он заковылял, не оглядываясь, к ангару. Потоптался у самолетов, обвел глазами безоблачное небо. Захотелось курить, и он вернулся в тень конторы. Евксентьевский полулежал на завалинке, лениво озирался с кислой миной на лице. Родион сел подальше от него и решил не разговаривать.
– Ты на меня не сердись, товарищ Гуляев, - подвинулся к нему Евксентьевский.
Родион промолчал.
– Возьмешь меня в свою команду?
– Мешаться?
– спросил Родион.
– И почему именно ко мне?
– Физиономия твоя понравилась.
– А чего в ней такого?
– насупился Родион.
– А вот эта синяя сыпь. Болел чем?
– Порох.
– Родион подосадовал, что дал втянуть себя в этот пустой разговор.
– Самопал разворотило в руках, вот и набилось под кожу.
– И палец оторвало?
– Его на другом деле.
Какой-то парень, что недвижимо лежал ничком на траве, поднял голову и стал прислушиваться к разговору. Родион посмотрел на него внимательно, парень подмигнул ему, подполз поближе. На нем были выцветшая рубаха с закатанными рукавами, вконец измятые штаны, тапочки на босу ногу. Смотрел он весело, даже с какой-то лихостью.
– Так когда на пожар, товарищ Гуляев?
– не отставал Евксентьевский.
– А я еще на больничном.
– Отчего так?
– Свалился.
– Куда?
– Как куда? На лес.
– Ну и что?
– Покалечило малость.
– Страшно прыгать?
– Кому как.
– Значит, берешь?
Родион понял, что Евксентьевский просто издевается над ним, только непонятно зачем.
– Я же говорю - видно будет!
– Ты этого не говорил! Ну да ладно, не будем спорить! Что? Что ты сказал?
– Надо мне, говорю, спорить с вами, - равнодушно произнес Родион.
– Может, ты мне еще одну сигарету дашь?
– спросил Евксентьевский. Взаймы.
– Почему взаймы? Так берите...
Парень в выцветшей рубахе заполз уже в тень конторы и тоже протянул руку к сигаретам.
– А мне вы не можете рубль подарить?
– вдруг спросил он и посмотрел на Родиона молящими светлыми глазами.
Родион достал из кармана новенькую рублевку, сунул ее парню и направился к Гуцких, чтобы не видеть и не слышать этих прилипчивых людей.
А у крыльца уже собирались. Заняли ступеньки, подкатили от забора бревно и уселись на нем рядком. Гуцких приколол к двери карту лесов, приготовился. Родион оглядывал чужаков и не видел ни одного лица, на котором бы выражался хоть какой-нибудь интерес.
– Прошлый раз, - тихим своим голосом начал Гуцких, - мы с вами говорили о технике безопасности на лесных пожарах. Продолжим...
– Разрешите вопрос?
– послышался знакомый Родиону неприятный голос. Евксентьевский лежал на траве позади всех и даже головы не приподнял.
– Пожалуйста, - Гуцких разыскал его глазами.
– Только надо встать.
– Не беспокойтесь, мне так удобней.
– Но я же стою перед вами!
– сказал Гуцких, и лицо у него дернулось.
– А вы тоже ляжьте, - ехидно посоветовал Евксентьевский, и кругом сдавленно хохотнули.
Родион торопливо поднялся, хроманул к Евксентьевскому, не сознавая, зачем он это делает. Тот глядел с издевкой на него, будто говоря: "Давай, товарищ Гуляев! Воспитывай!" Родион схватил его за шиворот и за брюки, легко, как котенка, поднял в воздух, и Евксентьевский беспомощно и смешно затрепыхался.
– Эй, ты рукам воли не давай!
– закричал он, пытаясь вырваться.
– А то...
– Что?
– спросил Родион.
– А то что?
Наверное, все с утра изнывали во дворе от безделья и потому смеялись сейчас над Евксентьевским, который нелепо дрыгал ногами в воздухе. Их окружили. Родион, заглядывая поочередно тому и другому в лицо, проговорил с нажимом на каждое слово:
– Вы, паразиты, перед нашим Платонычем ползать должны!
Чужаки загалдели. В середину круга пробился Гуцких. Он уже успокоился.
– Отпусти его, Гуляев.
– Чесотка, - брезгливо сказал Родион, поставив Евксентьевского на землю.
– Спасибо, - засмеялся тот.
– Я уж думал, что повис до обеда...
Колени у Родиона заныли. Он ушел к самолетам, лег под крыло Яка. Ветерок, разгоняясь по летному полю, ровно и скоро тек под крылья, нес запахи свежей травы и сохнувшей уже земли. Работная, видать, весна подступает. Хоть бы кто-нибудь из ребят подлетел! Потолковать о делах, о спецовке из фибры и пластмассы для прыжков на лес, о новых створчатых парашютах, что будут раскрываться вытяжной веревкой. С самой весны разговоры идут про эти новинки, однако они еще не испытаны. Хорошо бы самим все проверить, а то перешлют в Улан-Удэ или Хабаровск. Родион был уверен, что нигде по всей Сибири нет таких парашютистов, и кому еще, как не его чертям, доверить испытания?
В здешнем оперативном отделении никто больше парашютиста-инструктора Гуляева не напрыгал. Поначалу он вел счет, но где-то на третьей сотне сбился и плюнул. Родион тут вышколил порядочно добрых пожарников, но вот уже второй год отсортировался у него постоянный состав, и он решил: от этих ребят - никуда. Один к одному парни, а Санька Бирюзов, тот троих у огня заменит. И всякую деревню он подымет - и сонную, и пьяную, и баптистов даже выгонял, бывало, на тушение. Его бы на этого дармоеда московского спустить, на чесотку эту! Вот еще ботало приблудило...
Ветер струил едва слышно к траве и ласковел, теплел с каждой минутой дело шло к полудню. Родион совсем задремывал уже, когда послышался голос Гуцких:
– Ты бы полегче с ними, Гуляев!
– А?
– очнулся Родион.
– Что?
– Да с захребетниками-то этими. Полегче, говорю, надо бы с ними.
– А ну их!
– Я почему-то всегда думал, что выдержки у тебя побольше...
Родион сел, поворочал плечами, стряхивая дремоту. Гуцких подлез под крыло, распахнул китель.
– Нет, ты послушай, Родя. Если уж прислали - будем делать, что можем. Без тебя собрание у нас состоялось. Так решили.