Эллигент
Шрифт:
– Мы называем это сывороткой памяти.
Прежде я злился на него. Возможно, я испытывал ярость ко всему миру, оказавшемуся жутко сложным. А может, я сердился и на самого себя за то, что горевал о тех, кто в действительности жив. Так я долгие годы жалел о своей матери, думая, что она мертва. Обманом заставлять кого-то плакать о себе – одна из самых жестоких игр человечества. Но теперь, когда я смотрю на Амара, мой гнев отступает, словно вода, уходящая в песок. И он, мой инструктор по инициации и друг, улыбается мне.
– Значит, ты – цел и невредим.
– Ага. И ты больше не расстраиваешься по этому поводу.
Он трясет мне руку, обнимает, хлопает меня по спине ладонью. Я стараюсь соответствовать, но все равно чувствую себя скованно. Поэтому, когда мы, наконец, размыкаем объятия, я ощущаю, что покраснел. Судя по тому, как хохочет, глядя на меня, Амар, морда у меня красная, как свекла.
– Эх ты, дуболом, – фыркает он.
– Кстати, – перевожу я разговор. – Тебе здесь нравится, да?
Амар пожимает плечами.
– Особого выбора у меня не было, но, в общем, я неплохо устроился. вкалываю в службе безопасности, конечно. Мы бы хотели, чтобы ты присоединился к нам, но, может, такая работа недостаточно хороша для тебя?
– Я не уверен, что хочу у вас остаться, – осторожно отвечаю я. – Но спасибо за предложение.
– Здесь лучше всего, – продолжает он. – Большая часть населения живет в мегаполисах, там грязно и опасно, если ты не знаешь нужных людей. Короче, все как у нас в городе. Здесь, по крайней мере, есть чистая вода и нормальная еда.
В смущении переступаю с ноги на ногу. Не желаю сейчас думать об этом. Меня, похоже, поймали в ловушку. Я даже разочарован. Я ведь хотел сбежать от своих родителей и от плохих воспоминаний, связанных с ними. Но, с другой стороны, зачем разрушать хрупкое взаимопонимание, возникшее между нами? Поэтому я отвечаю:
– Хорошо, я приму все к сведению.
– Слушай, есть кое-что еще.
– Что? Кто-то воскрес?
– Нет, это связано с городом. На завтрашнее утро запланирован допрос Маркуса, – мне в диспетчерской сообщили.
Ясно. Эвелин приберегла Маркуса «на десерт», чтобы сполна насладиться тем, как он будет корчиться под действием сыворотки правды. До меня не сразу доходит, что я смогу сам увидеть шоу, несмотря на то, что покинул город. А я-то думал, что навсегда освободился от них обоих.
– Понятно, – бормочу я.
Потом я возвращаюсь в бывший отель и вновь заползаю под одеяло на кровати. Ума не приложу, что теперь делать.
17. Трис
Я просыпаюсь перед самым рассветом. Остальные еще спят: Тобиас посапывает, но он в ботинках, значит, ночью вставал и куда-то ходил. Кристина накрыла голову подушкой. Несколько минут я лежу, рассматривая пятна на потолке, затем вскакиваю, обуваюсь и приглаживаю волосы пятерней.
Коридоры Резиденции почти пусты – я встречаю только несколько «заблудших душ». Вероятно, заканчивается ночная смена. Некоторые сгорбились у мониторов, другие дремлют, сидя или стоя. Кое-кто умудрился отдыхать, опершись на щетку, забыв, похоже, что пора подметать. Засовываю руки в карманы и, сообразуясь с указателями, направляюсь к выходу. Хочу рассмотреть получше одно изваяние.
Тот, кто построил здание, наверное, обожал свет. Повсюду блестит стекло. Сейчас солнце едва забрезжило, а помещения Резиденции уже ярко освещены. Нащупываю в заднем кармане пропуск, который Зоя вручила мне за ужином, и, продемонстрировав его охранникам на КПП, выхожу в холл.
В нескольких сотнях футов от двери я вновь вижу скульптуру. Мрачную, массивную и таинственную. Она кажется мне живым существом. Это огромная, квадратная плита, грубо вытесанная из темного камня – такого же, как скалы на дне Ямы. В центре плиту пересекает трещина, а по ее краям – более светлые прожилки. Наверху подвешен гигантский резервуар, наполненный водой. Солнечные лучи преломляются и дрожат. Я слышу слабые звуки. Понятно: из отверстия в центре емкости сочится вода. Первой моей мыслью было то, что резервуар просто протек, но капли падают с равным интервалом. За первой следует вторая, третья, четвертая… На плите они собираются в узкий ручеек, стекающий в трещину. Похоже, это сделали нарочно.
– Доброе утро, Трис, – из-за скульптуры появляется Зоя. – Извини, что помешала, но я забеспокоилась, не заблудилась ли ты.
– Вовсе нет, – мотаю я головой.
Она подходит ко мне и становится рядом. Зоя приблизительно одного роста со мной, но стоит прямее и поэтому кажется выше.
– Довольно странная штука, правда?
Она говорит, я рассматриваю веснушки на ее лице, они выглядят так, как будто солнечные зайчики освещают ее кожу через листву.
– А что она означает?
– Это символ Бюро Генетической Защиты. Каменная плита изображает проблему, с которой мы столкнулись. Вода – наше стремление ее решить, а капли – наша работа.
На меня нападает истерический смех.
– Не очень-то обнадеживает, да? – улыбается она. – Но я упомянула лишь одну из возможных интерпретаций. Я предпочитаю несколько иную точку зрения: капли, маленькие и слабые, могут продолбить камень, пусть даже на это потребуются сотни лет.
И она показывает на небольшую лунку в центре плиты.
– Ямки не было, когда монумент установили в Резиденции.
Киваю. Пусть я и не доверяю людям из Бюро, но я вижу проблеск надежды, воплощенный в скульптуре. Знак безграничного терпения, которое проявляют люди, трудившиеся здесь уже столько лет.
– А не было бы эффективней, вылить всю воду разом? – вдруг говорю я.
Я представляю, как поток выплескивается на кафельный пол, образуя лужу у меня под ногами. В один миг сделав то, на что сейчас уходят десятилетия. Разве не следует бросить все имеющиеся в твоем распоряжении ресурсы на решение того, что представляется серьезной проблемой? Ведь иначе есть риск, что она не будет решена никогда.