Элмер Гентри
Шрифт:
– В конце концов, не так уж плохо для этого - как его там - Элмера, что он возвращен в лоно церкви. Допустим даже, что все это чепуха, - все равно ему не вредно хоть на время избавиться от кой-каких дурных привычек. Это уж во всяком случае. Да и потом, как знать? Может быть, кого-то и вправду иногда осеняет благодать. Невероятно, конечно… ну, а электричество? Еще невероятнее… Вот бы и мне покончить со всеми сомнениями! Когда накрутишь их всех как следует на молитвенном собрании, то забудешься ненадолго, а потом попадается такой вот здоровенный мясник с блаженной улыбкой на глупой роже… Эх, придется, видно, все-таки переключиться на продажу недвижимого имущества. Не думаю, чтобы от меня
Элмер шел домой твердым шагом и размышлял: "Какое он имеет право, этот мистер Джемс Леффертс, утверждать, будто мне нельзя злоупотреблять моими способностями и будоражить толпу? Уж сегодня-то я их взбудоражил, будьте покойны! Никогда не думал, что так здорово умею говорить речи. И легко, не трудней, чем футбол! А ректор-то говорит, я прирожденный проповедник. Хо-хо!"
Твердо и гневно шагнул он в комнату, сорвал с головы шляпу, швырнул на стол.
Шум разбудил Джима.
– Ну, как сошло? Накормил их евангельской требухой?
– Представь себе, да!
– прогремел Элмер.
– Сошло, как вы изволите выразиться, шикарно. Возражения имеются?
Он повернулся к Джиму спиной, зажег самую большую лампу и до предела открутил фитиль.
Ответа не было. Он оглянулся. Джим, казалось, снова заснул.
В семь утра Элмер миролюбиво, можно сказать, покровительственно, произнес:
– Ну, я пошел. Вернусь к десяти. Поесть тебе чего-нибудь принести?
На этот раз Джим отозвался:
– Нет, спасибо.
– Больше в то утро он не сказал ни слова.
Элмер вернулся в половине одиннадцатого. Джима не было. Вещи его тоже исчезли. (Вещей, правда, было не так уж много: три чемодана с платьем, да охапка книг.) На столе лежала записка:
"Поселился до конца года в студенческой гостинице. Думаю, Эдди Фислингер не откажется переехать к тебе. Как раз что тебе надо. Очень трогательно было наблюдать, как ты стараешься остаться честным кутилой, но быть свидетелем того, как ты превращаешься в духовного вождя праведников, - это уж, пожалуй, будет чересчур трогательно.
Дж. Б. Л.".
Элмер бушевал, но от этого в комнате все-таки не становилось менее одиноко…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Его убеждал ректор Кворлс.
Став священником, Элмер - как знать, - возможно, прославится на весь мир. Какая честь для Тервиллингер-колледжа, для всех храмов Гритцмейкер-Спрингс!
Его убеждал Эдди Фислингер.
– Подумай! Ты же пойдешь куда дальше меня! Я уже вижу тебя председателем баптистского конвента!
Элмер по-прежнему недолюбливал Эдди, но Джима Леффертса он теперь старался вообще не замечать. Встречаясь на улице, они раскланивались со сдержанной яростью. Ну, а ведь надо было, чтобы хоть кто-то восхищался его добродетелями…
Его убеждал декан колледжа - бывший священник.
Где еще он найдет профессию, которая даст ему такое превосходное положение в обществе? Его будут слушать тысячи людей… Приглашения на званые обеды… И насколько легче, чем… то есть не то чтоб легче: все духовные лица трудятся ревностно - жизнь, полная самопожертвования… постоянная готовность проявить сострадание, оказать помощь… героическая борьба с пороком - но вместе с тем, какая интеллигентная, благородная профессия - жить в окружении книг, возвышенных идей, вращаться в избраннейшем дамском
Его убеждала мать.
Она писала ему ежедневно: она ждет, молится за него, она плачет…
Элмер и сам себя убеждал.
Какие у него перспективы? Скучнейшая служба в захудалой юридической конторе в Толуке (штат Канзас), принадлежащей его дальнему родственнику?… Теперь, когда рядом не было Джима, единственное, что еще удерживало его от окончательного решения стать пастором, это мизерное жалованье, которое получают лица духовного звания, ну и еще то обстоятельство, что со священниками, уличенными в пьянстве или распутстве, обычно поступают довольно круто. Жалованье - это еще куда ни шло, он, разумеется, пойдет далеко и тысяч восемь или десять в год заработать, наверное, сумеет. А вот насчет развлечений… Он думал об этом так много, что в конце концов не выдержал, сорвался в Кейто и вернулся навеки (временно, разумеется) исцеленным от нечистых побуждений.
Самым сильным аргументом "за" служило воспоминание о том, как он овладел аудиторией в церкви, как покорил ее звуками своего голоса. Потрясать сердца… Вот это жизнь! Его так и подмывало говорить - неважно кому, неважно о чем, только сейчас же, сию минуту! И слышать гром аплодисментов!…
Теперь он уже так вошел в роль будущего праведника, что, нимало не смущаясь (к тому же этой язвы Джима теперь бояться было нечего), так и сыпал в беседах с ректором или Эдди самыми высокопарными богословскими и морально-философскими выражениями. Без тени усмешки произносил он громогласно-драматические речи о том, что "долг каждого - привести ближнего своего в лоно христианства" или об "исторической роли баптизма как единственного истинно евангельского вероучения, признающего обряд крещения посредством погружения в воду, согласно учению самого Христа".
И вот, наконец, он убежден. Он уже видел себя молодым проповедником со светлым челом и лучистыми очами, одетым в новый, с иголочки сюртук; он стоит на кафедре, и сотни прелестнейших женщин рыдают от умиления и бросаются к нему, чтобы пожать его руку…
Но оставалось еще одно препятствие, и весьма серьезное. Все кругом твердили ему, что он пока еще сырой материал, хотя и отмечен богом, что, прежде чем он примет окончательное решение, ему надлежит познать некое мистическое озарение, известное под названием "Глас Господень". Сам господь должен явиться ему и призвать его в слуги свои; а между тем Элмер, вполне сознавая теперь свои силы, а также величие баптистской церкви, все-таки ощущал присутствие господа поблизости не более, чем в самые черные дни своей жизни во грехе.
Он спрашивал и ректора и декана: ну, а они-то слышали этот самый Глас? Как же! Разумеется! Но ни тот, ни другой не смогли дать четких практических указаний, как вызвать Глас, как узнать его, если и услышишь ненароком. Обращаться к Эдди было неохота: уж этот-то наверняка не поскупится на советы, да еще, чего доброго, пожелает преклонить вместе с ним колена и помолиться, будет болтать всякую муть, охать и ахать, липнуть к нему - словом, Эдди лучше не трогать.
Одна неделя сменяла другую, а Гласа все не было. Вот и пасха прошла, а Элмер так и не решил окончательно, что ему делать на будущий год.