Эльминстер в Миф Дранноре
Шрифт:
Луна всегда годилась для беседы старинных друзей, но ради беседы никакой матриах не явится во всем блеске своей власти. В душе коронеля росла печаль, он знал, что за этим кроется.
Да, конечно, она удивила его. Илдилинтра приблизилась и застыла перед ним; он знал, что она поступит именно так. Она скинула платье и, положив руки на бедра, позволила ему любоваться собой. Этого он тоже ожидал, как и глубокого, прерывистого дыхания, которое за этим последовало.
Сейчас должна разразиться буря, злые слова, колкости, всяческое излияние яда – этим она славилась на весь
В ничем не нарушаемой тишине матриарх Старима склонилась перед ним. Она не отрывала от него взгляда.
Элтаргрим снова замер, глядя на ее белые колени с самым легким оттенком голубого там, где они погружались в кружок мха возле его ног…
– Илдилинтра… – ласково произнес он. – Леди, я…
Темные глаза ее всегда вспыхивали золотистыми искрами, когда она была охвачена сильными чувствами; сейчас они полыхнули золотом.
– Я не из тех, кто часто прибегает к просьбам, – снова зазвучал мелодичный голос, затопив коронеля воспоминаниями о других, более нежных, залитых лунным светом ночах в его беседке, – и, тем не менее, я пришла сюда умолять вас, благородный повелитель, изменить решение по поводу Открытия, о котором вы говорите. Не позволяйте тем, кто не чистой крови нашего народа, под защитой нашего разрешения свободно разгуливать по Кормантору. Пусть это разрешение никогда не будет дано, пусть здесь живет наш народ!
– Встаньте, Илдилинтра. Пожалуйста, – отступив на шаг, твердо сказал Элтаргрим. – И приведите мне какие-нибудь причины, по которым я должен удовлетворить вашу просьбу, – Он покривил губы в некоем подобии улыбки. – Вы не можете не понимать, что такие слова я слышал и прежде.
Благородная леди Старим осталась стоять на коленях, глядя ему прямо в глаза, только прикрылась волосами.
На этот раз коронель улыбнулся открыто:
– Да, Линтра, это все еще действует на меня. И все же приведите мне причины весомее и серьезнее, или… или поговорим о более простых вещах.
Впервые за все это время темные глаза вспыхнули гневом:
– О более простых вещах? Вроде тех кутежей, которыми всякие дураки развлекаются в башнях Эрладдена?
Вот теперь она поднялась. Точнее сказать, взвилась так же стремительно и гибко, как взвивается змея, и потянула к себе одежду. Насколько вызывающей была светло-голубая холеность обнаженного тела, настолько внимательным оставался ее пристальный взгляд. Илдилинтра холодно добавила:
– Уж не думаете ли вы, что я пришла для развлечений? Что не способна больше одной ночи выдержать без обаяния мудрого правителя, которого я когда-то знала сильным и пылким юношей?
Элтаргрим позволил ее словам упасть в молчание, словно брошенным мимо цели и сгинувшим в пустоте кинжалам, и спокойно заключил:
– И эта плюющаяся фурия – та самая благородная леди Старим, с которой я был так близко знаком все последние века? Я восхищаюсь вашим вкусом в вопросах нижнего белья, но надеюсь, здесь вы на время отложите то, что молодежь вашего дома называет «вспышкой гнева», на этом островке нас только двое. Давайте поговорим искренне, как
Илдилинтра поджала губы.
– Что ж, пусть будет так, – согласилась она и хорошо знакомым ему жестом опять положила руки на бедра. – Тогда послушайте меня, лорд Элтаргрим! Я, старейшины моей семьи, других семейств и вообще многие из народа Кормантора – могу, если желаете, назвать непосредственных участников, и, уверяю вас, их немало, и в них трудно усомниться, как в каких-нибудь юнцах или уже выживших из ума старцах… Так вот, мы думаем, что идея открытого королевства, если она когда-нибудь станет реальностью, приведет всех нас к гибели.
Она замолчала и, сверкая глазами, смотрела на коронеля, но тот только молча кивнул, позволяя ей выговориться. Она продолжала:
– Если вы последуете своим безумным мечтам о внесении поправки в закон Кормантора обо всех нон-эльфах, нашей долгой дружбе придет конец.
– И кончится моя жизнь? – тихо спросил он.
Опять повисла тишина. Илдилинтра глубоко вздохнула, хотела что-то возразить, но вместо этого сердитым широким шагом пересекла мох, каменные плиты и повернулась опять к нему лицом.
– Весь дом Старима, – решительно заявила она, – будет вынужден подняться против правителя, который плюет на вековые устои и настолько не дорожит своей эльфийской родословной, что ему не терпится разрушить королевство Кормантор.
Опять стало тихо, их глаза встретились, но коронель улыбался, хотя терпеливая улыбка его казалась высеченной из мрамора. Илдилинтра Старим глубоко вздохнула и продолжала. Теперь голос ее стал таким же властным, как у какой-нибудь правящей королевы:
– Чтобы вы не заблуждались, правитель: ваше Открытие, если оно произойдет, уничтожит это могущественное королевство.
Она ходила по саду, так бурно жестикулируя, что задевала деревья, кусты, цветы в вазонах.
– То место, где мы жили и что любили, красота лесов, которую мы лелеяли, все узнает грязь и грубость сапог, почувствует небрежные прикосновения человека! – Глава дома Старима повернулась и наставила палец на коронеля, едва не брызгая слюной от ярости и надвигаясь на него с каждым шагом все стремительнее. – И полукровок! – Пылающее лицо задрожало. – И гномов! – Ее голос даже сел от гнева, превратившись в свистящий шепот, настолько ей хотелось подчеркнуть свое предельное возмущение. – Даже карликов!
Коронель открыл было рот, чтобы заговорить, поскольку она придвинулась почти к самому его лицу, но в этот момент Илдилинтра круто развернулась, взметнув волосами, и тут же обернулась снова:
– Мы потратили столько сил, мы сражались со всякими дикарями, орками и огромными вирмами, мы боролись за то, чтобы выжить. А теперь вся наша слава растворится… нет, будет испоганена и уничтожена! Неутоленным честолюбием и коварными планами волосатого человека!
На последних словах голос поднялся до звенящего крика, который едва не повредил им уши, и до самого Гартрула запели в ответ голубые стеклянные колокольчики, развешанные на деревьях по всему Кормантору.