Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
Еще в хижине совета я обратил внимание на огромные звериные шкуры, а теперь гадал, каковы размеры обитающих здесь морских животных, которые обеспечили пакваджи всем необходимым. Клостергейм рассеянно заметил, что размеры в этих местах вообще нестабильны, это как-то связано с взаимодействием миров разных масштабов.
– Мы находимся слишком близко к древу, – сказал он.
Слова его не имели для меня смысла. Но по мере нашего продвижения к тому месту, где я надеялся найти первоначальный Черный меч, его объяснения меня интересовали все меньше.
Армия состояла из ста пятидесяти опытных воинов. Некоторые женщины, подростки и старики тоже вооружились. В самом конце отряда из пиратов и пакваджи шагали безоружные женщины, больные, дети и животные, которые собирались сопровождать нас до места битвы. Судя по тому, что я здесь увидел, город Какатанава представлялся мне примитивным селением, дюжиной общинных домов, окруженных частоколом.
Вьючных животных пакваджи не имели, если не считать одомашненных койотов – они тянули волокуши, где лежали сложенные типи. Большая часть работы легла на женщин и детей. Воины почти ничего не делали, как и мы – просто шли вперед, решительно и неуклонно. Некоторые женщины, имевшие, как они говорили, «мужские чары», тоже оделись и вооружились, как мужчины, и шли вместе с нами, а пара мужчин с «женскими чарами» шли позади с остальными. Клостергейм сказал, что подобная практика – обычное дело среди многих народов этой обширной земли. Но не все племена разделяют их ценности и идеи.
Ипкаптам присоединился к разговору и поведал о презренных племенах, что едят насекомых и истязают животных, но о тех, кого пакваджи истребили, он отзывался хорошо, называя их людьми чести. Мы, мелнибонийцы, никогда не испытывали добрых чувств к тем, кого отправляли в небытие. Мелнибонийцы никогда не сомневаются в беспощадных законах, которые навязывают покоренным народам. Чужая культура нас не интересует. Если люди отказывались принимать наш образ жизни, мы просто убивали их. Глядя на меня, отец жаловался и говорил, что мы размякли и из-за нашего попустительства Юные королевства распоясались. В прежние времена никто в мире не позволял себе даже усомниться в Мелнибонэ. То, что мы называли истиной, таковой и являлось! Но нам нравилось иметь под рукой жирный скот, и мы позволили людям Юных королевств размножиться и обрести силу.
Пакваджи такими не были! Они верили в закон кровной мести и потому не давали врагам даже шанса отомстить. Уничтожали всех членов вражеского племни, младенцев же забирали взамен своих погибших. А когда их становилось совсем мало, крали младенцев из более сильных племен. Сейчас же они не нуждались в чужих детях.
Вчера еще все презирали пакваджи за их малый рост и за их ум, сказал Ипкаптам. Но сегодня их начнут воспринимать всерьез. История о них останется в веках. И когда Какатанава падет, пакваджи заселят все миры. Они окрепнут и станут сильнее всех, сказал он.
Несомненно, туземцы были выносливыми. Когда на длинные дистанции можно путешествовать лишь пешком или по воде, руки и ноги становятся невероятно сильными и выносливыми. Это же дает и преимущество в битве.
Пакваджи предпочитали путешествовать с большей скоростью – по воде, но мы двигались на север, вверх по течению небольшой реки, слишком узкой для лодок. Клостергейм сообщил, что в двух днях пути находится пристань, там мы возьмем каноэ, и отряд станет двигаться быстрее. Он торопился гораздо больше остальных. Разумеется, он удерживал наших врагов лишь благодаря своей магии и силе. Клостергейм предложил отряду отправиться к причалу бегом, оставив женщин и детей с несколькими бойцами для охраны. Я бы предпочел руководить охранниками. Мысль о беге меня не вдохновляла.
Тем не менее мы продолжили двигаться в том же темпе, что и раньше.
Я поразился тому, как все вокруг выросло в размерах. Таких огромных растений я прежде не видел. Мы шли по лесистой горной местности, затем пересекли несколько долин, двигаясь вдоль петляющего русла реки, углубляясь в земли, которые никто из нас не знал. Люди покинули эти места после стихийного бедствия, сказал Ипкаптам. Он считал, что вся земля вокруг владений какатанава такая же безжизненная. Даже дичь пропадет, когда мы приблизимся к цели. Так ему говорили.
До начала этой войны ни одному пакваджи не было дозволено заходить в земли людей, а уж тем более проникать в земли какатанава. Они пришли на восток во времена его деда. Какатанава тоже запрещалось выходить за пределы своих владений. И до недавних пор они придерживались этого соглашения. Но другие, такие как фурны, сделали это за них. Некоторые фурны принимали обличье людей и делались похожими на меня, хотя телосложение у меня другое. Другие же выглядели чудовищными рептилиями. Шаман сказал, что теперь, узнав меня, он понял, что я больше похож на пакваджи, хотя ему все равно еще трудно доверять мне. Интуиция подсказывала ему убить меня. Он все еще не был уверен, что это мое истинное обличье.
Пакваджи никогда не заходили так далеко на север, и Ипкаптам сомневался, правильно ли он поступил. Однако неправильные поступки стали обычным делом. Когда-то народы юга, севера, запада и востока уважали законы друг друга и границы охотничьих угодий. У них была поговорка: «Западный ветер не дерется с восточным». Но с тех пор, как в мир пришел Белый Ворон, Хаос угрожал всем сторонам света. Воюющие Владыки воздуха создали ветра-ястребы, которые уничтожали целые народы и вместо них ставили править землями демонов. Демонов этих называли Шо-а-шо-ан, и лишь утраченные сокровища пакваджи могли победить их.
Ипкаптам также признался, что боится упасть с края земли. Ведь можно угодить в бездну, свалиться в нее навсегда, вечно пребывая в отчаянном осознании неотвратимости смерти. Лучше уж погибнуть, как воин – «чистой» смертью, как выражаются некоторые. Пакваджи, как и викинги, полагали, что достойная смерть гораздо важнее долгой жизни. Те, кто умирал отважно, с песней смерти на устах, могли всю вечность жить простой и радостной жизнью воина.
Я воспринимал все намного сложнее, хотя разделял их взгляды о том, что лучше достойно умереть, чем недостойно жить. Кроме Клостергейма, никто из нас не думал иначе. Ашанти, монголы, норманны хорошо осознавали унижение и бесчестие старости и предпочитали избежать их, а обещание неизбежной смерти у всех вызывало лишь одно желание – прихватить с собой на тот свет как можно больше врагов.
Пакваджи с их провинциальным самомнением и имперскими замашками разделяли мнение, что после смерти предпочтение отдается тем, кто погиб в кровавой бойне и отправил на тот свет как можно больше людей. Судьба женщин и детей в их космологии описывалась весьма расплывчато; полагаю, что женщины обсуждали между собой какую-то свою, более приятную версию. При всей своей домашней власти они чаще всего становились невольными жертвами воинского кодекса чести. Некоторые воины даже хвалились тем, что умеют уничтожать женщин и детей быстро и безболезненно.