Эмбер. Чужая игра
Шрифт:
– Вы хотели со мной поговорить.
– Неплохо, молодой человек. Совсем неплохо. Шесть часов назад вы напоминали крысу, прошедшую камнедробилку.
– У вас найдется время для меня?
– А как вы думаете, молодой человек, кого мы сейчас обсуждаем? Или вы считаете, что сотрясатели мироздания являются каждый день?
– Мне пройти к вам, или вы ко мне?
– Лучше будет, если я к вам, – усмехнулся Сухэй. Мы пока не пришли к общему мнению относительно вашей карьеры. Многие считают, что чем короче она будет, тем лучше. Они не видят полной картины, и меня это устраивает.
Я протягиваю руку, Сухэй касается ее и делает
– Гилва, девочки, если не затруднит, две чашечки кофе, – просит он. Но, как только девушки отходят, взмахивает руками, и нас окружает стена голубого тумана.
– Как это понимать?
– Они симпатичные девушки, но мои слова не для их нежных ушек.
– Понятно… Почему Логрус хотел меня убить? Гилва предполагала, что он захочет завербовать меня в союзники.
– Думаю, он просто испугался. – Сухэй наклоняется ко мне, сверля колючим взглядом. – Ты оказался сильнее его. Он не смог снять твое неумелое заклятье с Гилвы. Твоя детская поделка, мальчишечья шалость оказалась ему не по зубам.
– Но Гилва сказала, что заклятие снято…
– Она просто больше не чувствует его. Она же прошла Логрус. Заклятье стало частью ее сущности.
– А в чем оно заключается?
– Ты даже этого не знаешь? Демоны Обода! – старик сухо рассмеялся. – Я переоценил тебя, сынок. Или недооценил. Считал, что ты затеял грязную игру с девочкой. Но ты даже не знаешь, на что ее обрек. Слушай же! Ты сплел жизни Гилвы и Паолы в единую нить. Смерть любой из них будет смертью обеих. Одно время у нас было модно сплетать жизнь телохранителя с нанимателем. Я хорошо изучил структуру таких заклинаний. Но те заклинания были односторонними. Никто из девушек не выигрывает от твоей шутки. Если же учесть, что девы Хаоса живут намного дольше простых смертных… Я не стал пока открывать Гилве суть заклятия.
– Снимите стену.
Сухэй медленно разводит руки, бормоча что-то под нос. Стена тумана приобретает прозрачность и тает. Паола, которая колотила по ней пяткой и локтями, вскрикивает и проваливается спиной вперед прямо в мои объятья.
– Сухэй, повторите, пожалуйста, девушкам то, что рассказали мне.
– Вы рискуете, молодой человек, – ухмыляется старик, но повторяет.
– Не Богдан ты, а наказание божье, – уныло произнесла Гилва, дослушав до конца. Паола постучала себя по лбу, потрясла руками, произнося про себя нехорошие слова, махнула на меня рукой и отвернулась, обиженная.
Насчет долгожительства старик не прав. В наше время разработаны методики омоложения. Но вот что будет с одной из девушек, если вторая ляжет в анабиоз… Нужно срочно изучать прикладную магию. Где бы взять самоучитель?
– Учитель, не гневайтесь на него, – объясняет тем временем Гилва. – Он большой ребенок. Не знаю, из какого мира к нам попал, но абсолютно не приспособлен к жизни. Наивен и доверчив. Пытаюсь его переучить, но пока он меня переучивает. Его мир – мир взрослых детей. Очень добрый и беззащитный. И вокруг себя он строит такой же мир. В него попадаешь – и расслабляешься. Тонешь как муха в сладком сиропе. Я до того размякла, что позволила отрубить себе голову. Шрам на шее до сих пор не сходит.
– И не сойдет, – сообщает Сухэй. – Это был смертельный удар. Носить тебе метку до конца дней своих.
Гилва зашипела на меня змеей и отвернулась. Паола бросила испепеляющий взгляд, подсела
– Переходим к главному, – произносит Сухэй и вновь возносит руки, восстанавливая стену. – Какие породы людей ты знаешь?
– В смысле – эмбериты и простые смертные?
– Да. Жители истинного мира и жители теней. Первые отличаются от прочих большей физической силой, выносливостью, долголетием и умением перемещаться по отражениям – после соответствующей подготовки. Ни одно из этих свойств нельзя взять за критерий, но в комплексе они достаточно четко характеризуют расу. Есть еще третья порода – бессмертные. Критерии их отбора еще более размыты – за исключением одного: если бессмертного убить, он тут же возродится в другом месте. У меня есть основания полагать, что ты, сынок, из этой породы.
– Мне не нравится критерий отбора. Отсев большой. Другого нет?
– Как правило, бессмертные обладают огромной магической силой, – Сухэй выжидательно смотрит на меня.
– Дальше.
– Их выделяет поведение. Наш мир им не нравится. В то же время, они не стараются его видоизменить или разрушить. Их интересует другой мир, кардинально отличный от нашего.
– В чем же отличие?
– Не знаю… Они появляются в нашем мире взрослыми. В поисках своего мира мечутся по нашему и, в конце концов, исчезают. Теперь я хочу спросить тебя. Зачем тебе Логрус?
– Гилва, по-моему, объяснила. Я обладаю магической силой, но не умею ее контролировать. Я опасен для окружающих и самого себя. Хочу научиться держать способности в узде. Разве это не очевидно?
– Отнюдь. Но желание законное и многое объясняет. Думаю, смогу договориться с Логрусом, и ты пройдешь его.
– А разве я не прошел его?
– Только до половины. Потом он выплюнул тебя, чтоб схлестнуться со знаком Лабиринта.
– Занятно. Я получил массу новых возможностей. Оказывается, это еще не все…
– Мы отвлеклись. Что ты намерен делать после?
– Не знаю… Хотел выяснить, кто мой отец? Как я попал сюда? Я был почти уверен, что мой отец – Мерлин.
– Если ты бессмертный, то нет. Если смертный – все может быть. Ответ может дать лишь сам Мерлин, но эта семейка любит исчезать из поля зрения. Иногда – на века. Они ведут очень странные игры с мирозданием.
– Я мог бы и сам получить ответ. Достаточно капли крови его матери…
– Капли крови? Это звучит зловеще.
– Да нет. Для анализа. Сравнить с моей кровью. Боюсь только, что результат будет недостоверным. Этот сумасшедший мир подсовывает мне желаемое вместо действительного.
– Почти все бессмертные называли наш мир сумасшедшим.
Тасую колоду, ненадолго вглядываясь в картинки. Гилва с Паолой куда-то ушли. Откладываю в сторону два козыря – Корвина и Мерлина. Козырь Корвина отзывается почти сразу.
– Не сейчас, – бросает мне принц Эмбера, и контакт прерывается. Карта Мерлина упорно не желает становиться холодной. Вновь тасую колоду. Бросаю лишь беглый взгляд на козырь сфинкса, но этого оказывается достаточно. Картинка оживает. Сфинкс полулежит на том же выступе стены. Знакомая, не обремененная избытком одежды девушка из каравана рабов расчесывает щеткой его шерсть. Ошейника на шее уже нет, татуировки на смуглой от загара спине – тоже. Картина "Смерть клопа" осталась в замыслах художника. Даже немного обидно – никто из потомков не узнает о моем подвиге.