Эмблема предателя
Шрифт:
Брунхильда, играющая в эту минуту роль образцовой хозяйки, любезно прощаясь с доктором и его супругой, которых на самом деле от всей души ненавидела, услышав выстрел, сразу поняла, что это такое, но повела себя как ни в чем не бывало, стремясь оградить себя от ужасной правды.
– Я уверена, что это дети развлекаются, запуская петарды.
Отовсюду, как грибы после дождя, стали высовываться удивленные лица. Сначала в прихожей было не больше десятка человек, но теперь из гостиной появились другие гости. Вскоре все они поняли, что
В моем доме!
Если сейчас же не принять меры, через два часа о случившемся узнает весь Мюнхен.
– Оставайтесь здесь, я уверена, что всё в порядке.
Она ускорила шаг, на полпути вверх по лестнице учуяв запах пороха. Некоторые наиболее храбрые гости подняли головы, посмотрев вверх, возможно, в надежде, что Брунхильда подтвердит, что они ошиблись, но на лестницу никто не пошел - слишком силен был принятый в обществе запрет подниматься в комнаты хозяев во время вечеринки. Гул голосов нарастал, и баронесса понадеялась, что Отто не окажется таким кретином, чтобы последовать за ней, потому что, вне всяких сомнений, кто-нибудь увяжется за ним.
Когда она поднялась наверх и увидела рыдающего в коридоре Пауля, то окончательно поняла, что случилось - еще прежде, чем открыла дверь в комнату Эдуарда.
Так или иначе, он это сделал.
Она почувствовала, как к горлу подкатывает желчь. Ее охватил ужас и другое смутное чувство. Как она с отвращением поняла позже, это было облегчение. Или, по крайней мере, исчезло напряжение, которое она ощущала в груди с тех пор, как искалеченный сын вернулся с войны.
– Что ты наделал?
– воскликнула она, глядя на Пауля.
– Что ты наделал, я тебя спрашиваю?
Тот не поднял головы, которую обхватил руками.
– А что вы сделали с моим отцом, ведьма?
Брунхильда отшатнулась. Во второй раз за этот вечер кто-то отпрянул при упоминании Ханса Райнера, и ирония заключалась в том, что на сей раз это был тот же человек, кто чуть раньше произнес это имя с угрозой.
– Что ты знаешь, мальчик? Что он успел рассказать, прежде чем...?
Она хотела закричать, но не смогла, да и не осмелилась.
Вместо этого она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь, пытаясь одновременно успокоиться и решить, что делать дальше, как поступила в похожий вечер, только четырнадцать лет назад. А когда ей удалось хоть чуть-чуть прийти в себя, она начала спускаться по лестнице. С широкой улыбкой на лице она высунулась в прихожую с последнего пролета лестницы. Дальше она спускаться не стала, потому что была не в состоянии продолжать этот фарс перед морем напряженных лиц.
– Приносим свои извинения. Друзья моего сына играли с петардами, как я и подумала. Если не возражаете, я пойду посмотрю, что за беспорядок они учинили, - она махнула рукой матери Пауля.
– Илзе, дорогая.
При этих словах лица смягчились, и гости успокоились при виде экономки, поднимающейся по лестнице вместе с хозяйкой, как ни в чем не бывало. Они собрали на вечеринке уже достаточно сплетен и не могли дождаться, как придут домой и поделятся ими с семьями.
– Не вздумай закричать, - только и сказала Брунхильда.
Илзе ожидала увидеть результаты детской шалости, но заметив в коридоре Пауля, испугалась. Приоткрыв дверь в комнату Эдуарда, она прикусила ладонь, чтобы не вскрикнуть. Для стороннего наблюдателя ее реакция не особо отличалась от реакции баронессы, только в случае Илзе помимо ужаса были еще и слезы.
– Бедный мальчик, - прошептала она, заламывая руки.
Между тем, Брунхильда смотрела на сестру, уперев руки в боки.
– Ты бы лучше спросила у своего сыночка, кто дал Эдуарду пистолет.
– О, ради бога, Пауль, скажи мне, что это не ты...
Это прозвучала как мольба, но совершенно безнадежная. Молодой человек не ответил, и Брунхильда в ярости приблизилась к нему, потрясая указательным пальцем.
– Сейчас я вызову полицию. И ты сгниешь в тюрьме - за то, что передал пистолет несчастному инвалиду.
– Что вы сделали с моим отцом, ведьма?
– повторил Пауль, вставая и неотрывно глядя в лицо тетки, которая на этот раз даже не дрогнула, как ни была напугана.
– Ханс погиб в колониях, - сказала она не очень уверенно.
– Ничего подобного. До своего исчезновения мой отец находился в этом доме, так мне сказал твой сын.
– Эдуард вернулся больным и немного помешался, он выдумывает разные неправдоподобные истории из-за полученных на фронте ранений. И несмотря на то, что врач запретил ему принимать гостей, ты его разволновал и дал ему оружие.
– Вранье!
– Это ты его убил.
– Это ложь!
– крикнул молодой человек, при этом покрывшись мурашками сомнений и замешательства.
– Пауль, хватит уже!
– Убирайтесь из моего дома.
– Мы никуда не уйдем, - ответил Пауль.
– Тебе решать, - сказала Брунхильда, обращаясь к Илзе.
– Судья Штромайер еще внизу, на вечеринке. Через несколько минут я спущусь и извещу его. Если ты не хочешь, чтобы твой сын провел ночь в Штадельхайме, немедленно уходите.
Услышав название тюрьмы, Илзе в ужасе зажмурилась. Штромайер был добрым приятелем барона, и тому не составило бы труда убедить его в том, что Пауль виновен в убийстве. Она схватила сына за руку.
– Идем отсюда, Пауль!
– Не раньше, чем...
Она влепила сыну пощечину, с такой силой, что заболели пальцы. Из губы Пауля потекла кровь, и он молча посмотрел на мать.
В конце концов, она добилась своего.
Илзе не позволила сыну собрать чемоданы, даже зайти в комнату. Они спустились по лестнице для прислуги и вышли из особняка через заднюю дверь, хоронясь в переулках, чтобы их никто не заметил.
Как преступники.
8