Эмблема с секретом
Шрифт:
– Яхта не моя, – сказал молодой человек, видно, угадав мои мысли. – Я арендую ее у местного клуба вместе с рулевым и мотористом. Только в июне получил капитанский сертификат. Это, по сути, мой первый самостоятельный выход.
Он жестом пригласил к столику на палубе, матрос тут же принес медную пепельницу на длинной ножке.
– Алекс Галлахер, – представился капитан. У него был квадратный подбородок и серо-голубые глаза. – Кроме этой яхты я управляю также подразделением компании «Бритиш Тайрз» по производству промышленной резины и пластика. Каждый раз меня одолевает дикая зевота, когда
Он хорошо улыбался, искренне. Сейчас Алекс показался мне несколько старше, чем при первом взгляде. Лет тридцать пять, может, сорок.
– Я Зигфрид Майер, писатель, – в свою очередь представился я. – Мне проще, моя работа не таит ничего замысловатого – я пишу книги. Писать книги могут все: родственники, служанки, любовницы, охранники, даже убийцы. Но если напишет убийца – его обязательно прочтут. А когда я знакомлюсь с каким-нибудь новым человеком, то чаще всего оказывается, что моих книг он не читал.
– О чем же вы пишете? – деликатно поинтересовался Алекс.
– В основном фантастику.
– Есть ли жизнь на Марсе, например?
Он снова улыбнулся.
– Жизни на Марсе нет. Даже на нашей благоустроенной Земле ее не так уж и много. Каждый день люди погибают в авариях, военных конфликтах, от рук маньяков, умирают от инфаркта и даже от обычного гриппа. Сто восемьдесят тысяч человек в сутки. Что же говорить о Марсе и всей остальной Вселенной?
Генделя сменил Альбинони, концерт для гобоя и струнных. Мы с Алексом чинно закурили. Когда перед тобой стоит коробка «Кохибы», я перестаю думать о вреде табака и временно покидаю вагон для некурящих.
– Зато на Марсе нет автомобилей и автобанов, – заметил Алекс. – Это увеличивает шансы на выживание.
– Верно.
Я сложил губы буквой «О» и выпустил несколько колец.
– А также закусочных «Старбакс». И «Макдоналдса».
Алекс посмотрел на меня с уважением. Наверное, это было связано не с банальным осуждением фастфуда, а с умением пускать ровные кольца дыма.
– Там нет футбольных болельщиков, – предположил Алекс.
– Футбола нет вообще, – подтвердил я. – Ни соккера, ни американского.
– Там нет шлюх.
– Это не очень хорошо. Но не смертельно.
– Зато там не проводятся фестивали металлической музыки.
– И балканской народной музыки тоже.
– Нет телевидения.
– И рекламодателей.
– Ни одного политического деятеля.
– И как следствие ни одного журналиста…
– Там можно жить, – заключил Алекс. – Следовательно, жизнь на Марсе все-таки есть?
– Только потому, что об этом не знают люди, – сказал я. – Стоит какому-нибудь ученому найти хоть ничтожное доказательство внеземной жизни, как она тут же исчезнет, испарится, как дым.
– Парадокс, – сказал Алекс.
– Я пишу в основном о парадоксах, – сказал я.
– Наверное, вы неплохо играете в шахматы? – неожиданно предположил он.
– Откуда вы это заключили? – удивился я. – Потому что я фантаст?
– Потому что вы любите музыку эпохи барокко.
Я рассмеялся.
– Верно. Век великих математиков и шахматистов… Я и в самом деле люблю шахматы, Алекс, – признался я. – Не могу, правда, похвастаться громкими
– Тогда, может, партию?
Он принес из каюты шахматную доску. В отличие от прочих предметов обстановки на яхте она оказалась самой обычной и, как модно сейчас выражаться, довольно «поюзанной», с облупившимся лаком на фигурах, царапинами и прочими свидетельствами активного использования.
Мы сыграли две партии – одну я выиграл белыми, вторая закончилась вничью. К десяти утра солнце начало нешуточно припекать, и мы перешли в каюту, где работал кондиционер. Вскоре снаружи послышались возбужденные голоса и странные крякающие звуки.
– Черт бы их побрал! – с досадой сказал Алекс, поднимаясь из-за стола.
– Кто там? – спросил я.
– Еще не знаю, – сказал он. – Но это явно не оркестр под управлением фон Караяна.
Мы вышли на палубу. Рядом с яхтой покачивался на волнах катер береговой охраны. Два типа в форменной одежде скандалили с матросами.
– Вы бросили якорь в неположенном месте! Мешаете заходящим в марину [5] судам! Либо выходите на открытую воду, либо идите на стоянку! Срочно снимайтесь!
5
Марина – стоянка яхт.
– Так ведь штиль! – крикнул в ответ Алекс.
Полицейские переглянулись и заржали.
– Какой штиль! Чем вы там занимались? Вы все проспали! Дует восточный, пять метров в секунду! Так что давайте, сваливайте! Или штраф пятьсот евро!
Похоже, волшебное утро закончилось. Алекс предложил мне остаться на яхте. Он собирался вернуться на стоянку в Старом городе и мог бы подбросить до берега. Я отказался. Не хотелось идти через всю Ниццу в одних мокрых плавках. Мы договорились вместе пообедать в «Ротонде», отметить его первый самостоятельный выход в море. После чего я, гордо проигнорировав трап, «ласточкой» прыгнул в легкую волну.
Обратный путь я проделал на одном дыхании и нисколько не устал. Зато нагулял волчий аппетит. Я провел некоторое время в отеле, приводя себя в порядок, но завтракать решил в городе – так сказать, ближе к народу. Выбрал крохотное уютное кафе на улице Маршала Жоффре, где съел порцию эльзасских блинов с вишней и выпил большую чашку капучино. Пешком прогулялся до площади Массена, по дороге сделал еще один звонок на заветный парижский номер и опять услышал, что хозяев нет дома.
Ветер тем временем поутих, люди толпами повалили на Английскую набережную. Я двигался в общем расслабленном ритме, словно танцуя сальсу. Меня посещали необычные мысли. Мне никуда не нужно было спешить. Я мог поехать в казино в Монте-Карло или посидеть перед матиссовским «Натюрмортом с гранатом» в музее на холме Симез. Мог отправиться в клуб, какой-нибудь «Гранд Эскуриаль», или прогуляться по улочкам, описанным у Ромена Гари в его «Обещании на рассвете». Мог вообще никуда не идти. Просто присесть на скамейку в одной из романтических аллей в садах Альбера I и радоваться жизни. Что я и сделал, рассматривая группу немолодых французов, играющих неподалеку в шары. По сути, я отдыхал. Иван так и сказал: