Эмблема с секретом
Шрифт:
– Так что, точно придешь или как в прошлый раз?
Синицын усмехнулся.
– Конечно, точно, – отхлебнул чай из стакана, поставил на место. – А то кого-нибудь пригласишь на свободное место. А меня жаба потом задушит. Я ведь жадный, ты знаешь…
– И ни разу ты не жадный, брось.
Синицын встал, одернул форменную рубашку.
– Мне ведь и в самом деле выспаться не помешает. А такой мягкой и свежей постели, как у тебя, на нашей высоте больше не найдешь.
Катерина тоже поднялась из-за стола – налитая, ладная, что грудь, что бедра, что попа – все на месте, а еще по талии фартуком
– Постель у меня свежая, это верно! – хмыкнула она и потянулась. – И не только постель!
Выспаться… Что-то в последние недели с ним произошло, какая-то дрянь приключилась, из-за чего сон превратился в настоящую проблему.
Две недели? Или все три? Когда это началось?
Синицын не помнил.
Сперва стремительное погружение, провал, темнота – и тут же он вскакивает, весь в поту, с колотящимся сердцем. Ощущение угрозы. Взгляд. Пустой, бездушный, металлический, свинцовый… но тем не менее осмысленный. Опасный. Так мог бы смотреть нацеленный на него автомат с компьютерными мозгами.
Вот и все. На этом ночной отдых заканчивался. Синицын мог лежать, мог сидеть, мог считать верблюдов или смотреть в потолок. Заснуть после такой встряски ему удавалось редко, да и то спустя короткое время он снова просыпался, едва сдерживая крик.
Иногда ощущение взгляда преследовало его во время работы, в столовой или на спортплощадке, где они с Зуевым в свободную минуту перекидываются в мячик. Ни с того ни с сего вдруг – как будто кто-то посторонний пришел и встал за спиной, сверлит темя. Темная фигура с мертвыми глазами. Но здесь другое дело: когда занят чем-то, перенести взгляд легче.
Синицын догадывался, что это не просто бессонница или усталость. Проблема серьезнее. Только обращаться к врачам он не хотел. Стыдно. К тому же до пенсии осталось всего ничего, а тут в запас по состоянию здоровья… Да еще с психиатрическим диагнозом. Нет. Уж лучше сифилис какой-нибудь, чем «дурка»…
Сегодня опять было, прямо во время дежурства. Он даже время запомнил – 06:38. Пятьдесят две минуты до окончания вахты. Он снимал данные с шестого телескопа, паковал в архив, чтобы потом отправить на узел связи. Один, никого в пультовой нет. Стальная дверь заперта, как положено по инструкции. Но что-то бесплотное, как темный газ, все равно просачивается в комнату, скапливается в дальнем углу за спиной, формирует расплывчатую фигуру с длинными колышущимися руками и остроконечной, как пуля, головой… Что тебе надо? Зачем смотришь на меня? Откуда ты взялся вообще?
Синицын приучил себя не оглядываться. Все равно ничего не увидит. Он отправил все данные на УС, перевел аппаратуру в автоматический режим, затем сдал вахту Шевченко. Закончил работу. Когда выходил из пультовой, все-таки не выдержал, глянул в дальний от окна угол. Нет там никого. «Тебе, капитан, лечиться надо!» Вот-вот.
…У Катерины уснул легко, сам не заметил. Лежал на боку, рука у нее на груди, она ему в ухо щебечет про какой-то бидон с «левой» сметаной, чушь всякую… Потом приподнялась на локте, посмотрела. «Спишь уже, Сереж? А? Ну спи, спи…» Грудь у Катерины пышная. И вообще она баба ничего. Вон, уходила его только что, как катком асфальтным…
Синицын уснул и
– Да я это! Чего всполошился-то так?
Синицын сидел на кровати и ничего не понимал.
– Чуть стену не пробил, бешеный! Ты что? – слышался рядом голос Катерины. – Вставай, говорю! Там тебя Гнетов ищет чего-то!
В окна било яркое солнце. Катерина, набросив домашний халат, прибиралась на столе, убирала в холодильник водку и остатки закуски.
– Зуев твой прибегал: начальство Синицына срочно требует! – говорила она, проворно сметая хлебные крошки в ведро. – Я сказала, нету тебя здесь, не приходил. Он и дальше побежал. Так что давай, вставай скоренько, пока они там всю часть не обегали…
Он встал, надел брюки, застегнул часы, глянул. Сорок минут каких-то спал, чтоб им пусто было!
– Что ему надо? – хмуро проговорил Синицын.
– Не знаю! Больно-то со мной обсуждают ваши дела!
Синицын уже стоял одетый перед дверью. Голова кружилась. Катерина, не обращая на него внимания, сбросила халат, застегнула лифчик, надела платье, стала причесываться перед зеркалом.
– Ладно. Я пошел. Гнетову привет передать?
Катерина, зажимая губами заколки, промычала что-то неразборчиво. Синицын махнул рукой и вышел.
Возле метеостанции стоит беседка с табличкой «Место для курения» и огнетушителем на красном щите. Там сидел Зуев в своей любимой позе «зю», задумчиво смотрел на крохотный окурок в своей руке и что-то насвистывал. Услышав шаги, он поднял глаза, прикрыв их ладонью от солнца, сморщился. Лицо у него коричневое и вытянутое, как у таксы, а брови выгорели, будто их и нет.
– А-а, Синицын. Сразу объявился, конспиратор хренов! Я так и знал, что у Катерины зависаешь!
– С чего это ты решил? – сказал Синицын.
Зуев оскалился.
– А с чего это она среди белого рабочего дня будет у себя в комнате торчать в одном халате на голое тело?
– Под халат, что ли, заглядывал? Или пощупать успел?
– Ну нет… Да брось! Конечно, нет! – Зуев перестал скалиться. – Оно и так видно… Я только зашел и сразу вышел! Мне чужого не надо, если хочешь знать!
– Знаю, – сказал Синицын. – В общем-то потому и пришел. Отмажешь меня перед Гнетовым?
Зуев посмотрел на него и снова уставился на свой окурок.