Эми и Исабель
Шрифт:
Он взглянул на нее и развернул машину по направлению к городу.
— Ты классная девчонка, — просто сказал он, — я хочу тебе что-нибудь купить.
— Да не надо, — сказала она, смущаясь, — правда, это лишнее.
Но ему очень хотелось, она это видела, и через пару минут они зашли в магазинчик, и он купил ей помаду и тушь для ресниц. Помада была из дорогих.
— Боже, — ахнула она, — спасибо.
Она стояла у обочины, подобравшись, оглядываясь, — не дай бог ее мать окажется тут.
— Не подвози, я сама дойду, — сказала она, — надо мышцы поразмять.
Но счастливый Пол не мог остановиться.
— Минутку, —
— Тебе, — сказал он, ослепляя ее белозубой улыбкой, — ты была так добра к Стейси. И ко мне. Ты классная девчонка, Эми.
Эми села и приблизила вспотевшее лицо к вентилятору. Как хорошо, что есть кто-то, кто может сказать тебе такое. Правда. Но она не понимала, почему встреча с Полом опечалила ее. Эми закрыла глаза под струей воздуха. В комнате стояла жара и запах, как на чердаке. Волосы были влажны до корней, и она ощущала легкий холодок.
Перед тем как вернуться домой, она пошла в школу и, проникнув туда через спортивный зал, где дверь была не заперта, прошла по тихому коридору и оставила цветы у кабинета мистера Робертсона.
Настал август. Небо побледнело и, казалось, поднималось все выше с каждым днем, становясь похожим на мембрану купола, опухшую от усталости. Пег Данлап, женщина из церкви, член рождественского комитета, которая спала с отцом Стейси, провела один из жарких полдней в супермаркете, где было прохладно и где она могла следить за ничего не подозревающей миссис Берроуз, толкая тележку то по одному ряду, то по другому. Скрывшись под черными очками, Пег копалась в куче капусты и наблюдала, как жена ее любовника изучала банки с повидлом и вареньем. И не могла объяснить себе, почему это занятие наполняло ее восторгом и одновременно причиняло невыносимую боль.
В квартирке на верхнем этаже, в нескольких милях от универсама, Линда Ланьер, учительница испанского, в этот же самый безобразно жаркий полдень лежала в кровати нагая с Ленни Манделем, оба они обстоятельно постанывали и потели, елозя на смятых простынях. Маргаритки, найденные удивленным Ленни Манделем в школьном коридоре, теперь свисали из молочной бутылки рядом с постелью (миссис Мандель позвонила сыну в школу, чтобы попросить его купить горчицу, но ей сказали, что он уже ушел).
А за рекой, в конторе, Толстуха Бев маялась животом. Уже несколько дней, как только она приходила на работу, у нее начинались рези, а потом отходили кошмарные газы. Осторожно идя по комнате, она сжимала сфинктер, чтобы не опозориться. Ей казалось, что вся нижняя часть тела вот-вот взорвется, и, только благополучно добравшись до стульчака, она обнаруживала, что не может выдавить ничего, кроме громкого порыва ветра. Больше ничего.
По крайней мере, появилась тема для разговора с Дотти. Она явно не хотела обсуждать сообщения об НЛО.
— Честное слово, — сказала она, усевшись обратно за свой стол, — мои кишки урчат уж слишком сильно.
Дотти Браун подняла глаза, наморщив лоб.
— Правда? — спросила она, и Бев увидела, что Дотти не вникает в разговор, что-то стояло между Дотти и остальным миром, эта дистанция сверкала в ее глазах, которые не были сосредоточены
Усталость охватила Бев, будто она плыла за кем-то, будто ей надо было говорить громче, быстрее, более выразительно, чтобы держать на плаву Дотти. Печатая, Бев наблюдала за подругой краем глаза. На лице Дотти лежало выражение физической боли — вот что дошло наконец до Бев, когда она, печатая, наблюдала за подругой. Она вспомнила, что у тети, которая умирала от рака несколько лет назад, было то же выражение, что у Дотти теперь, как будто в глубине глаз шла какая-то борьба, какой-то мучительный оскал… что-то вроде того… Бев встревожилась.
— Дотти, — сказала Бев. Она перестала печатать и покосилась на подругу.
Дотти подняла голову и удивилась.
— Дотти Браун, у тебя все в порядке?
Раздражение мелькнуло на лице Дотти.
— А почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты выглядишь необычно, — заявила Бев откровенно. — Я знаю тебя давно, и ты сегодня какая-то не такая.
— Ради бога, — тихо ответила Дотти, — если бы космический корабль приземлился в твоем дворе, ты бы тоже выглядела необычно.
Разговор принимал опасное направление. По желудку Бев прошла судорога. Она не верила истории с НЛО и думала, что Дотти это известно. Но каждый раз, когда Дотти сталкивалась с неверующими (языкастая Ленора Сниббенс — самый тяжелый случай), ее глаза наполнялись слезами негодования и она говорила тихо, что никто в мире не в состоянии ничего понять, пока сам не испытает.
— Это справедливо, — говорила Толстуха Бев, чтобы поддержать подругу, и разговор прекращался.
— Но я имею в виду твое здоровье, — сказала Бев на этот раз. — Ты себя нормально чувствуешь? Кровотечения прекратились? Шов еще отекает?
— Меньше, — сказала Дотти и закурила.
— Не могу видеть, что ты куришь опять, — добавила Бев, заводя себя, и Дотти посмотрела на нее пренебрежительно, давая понять, что в собеседнице не нуждается. — Ты вдохновляла меня, — объяснила Бев, — я всегда полагала, что настанет день и я брошу курить только потому, что ты бросила.
— Ну, я теперь никого не вдохновлю, — сказала Дотти и осторожно положила сигарету в стеклянную пепельницу, лизнув палец, прежде чем начать листать стопки счетов. — Проехали, но большое спасибо.
Бев вздохнула и принялась рассматривать свои ногти.
— А Уолли? Как он к этому отнесся?
— К чему?
— К гистерэктомии, и вообще. Иногда мужчины ведут себя странно. Я знала человека, который откровенно плакал, когда врач сказал, что вырезал яичники его жене. Здоровенный мужик не выдержал и заплакал. И никогда не спал с ней больше.
— Все они как дети малые. — Дотти потянулась за сигаретой.
— Да, это правда.
Она должна набраться сил и честно сказать Дотти, что с трудом верит в НЛО и что она беспокоится по этому поводу. Они дружат много лет и должны поставить точки над «і».
— Уф, — сказала Бев, наклонившись через стол к Дотти, — мои кишки взбесились. — Она рывком отодвинула стул и встала. — Звиняйте, — сказала она, — но я пойду и постараюсь выдавить арбуз.
Она видела, как слезы брызнули из глаз Дотти, и если бы она не боялась, что арбуз лопнет, то не встала бы со стула.