Эмигрантка в Стране Вечного Праздника
Шрифт:
******
Вообще-то говоря, откуда у европейцев взялась эта буквальность? Определяющим критерием приземлённого мышления является элементарное бескультурье, при котором человек всю свою жизнь довольствуется минимальным количеством знаний и умений, нередко имеющим отношение лишь к реализуемой им профессии. В этой связи не лишним будет заметить, что по количеству мелких фирм и кооперативов во всём Европейском Сообществе Стране Вечного Праздника не было равных. К их числу относились семейные отели, бары, рестораны, мясные, рыбные и фруктовые лавки, магазины, мини-фабрики, мастерские всех типов, парикмахерские, а также работавшие по частной лицензии электрики, сантехники, маляры и прочие профессионалы своего дела. При этом свободное времяпрепровождение подавляющего большинства владельцев мелкого бизнеса было на редкость незамысловатым: еда в ресторане, закладывание за воротник на выходных и ежегодный отпуск у моря. «И всё?! – удивитесь вы. – А как же посещение выставок, музеев, театров, концертных залов? Ведь в Европе всего этого полным-полно». Полностью разделяю данную точку зрения, однако, европейцы в большинстве своём считали, что поскольку зарабатываемых ими средств вполне хватает на жизнь, то заниматься повышением у себя или своих отпрысков культурного уровня не имеет никакого смысла. При этом некоторые из них довольно смутно представляли себе, что же это такое вообще – культурный уровень? Никогда не забуду, как побывавший по обмену в России
С удивлением для себя, только за рубежом я осознала, что у нас, россиян, существует масса поводов для того, чтобы собой гордиться. В данном случае во мне говорит не эмоциональное, а рациональное. К примеру, в Европе, если ваши отпрыски, помимо обычного колледжа, посещают занятия в музыкальной или художественной школе, то это автоматически выделяет вас из среды «обычных родителей». А такого понятия, как детская спортивная или танцевальная подготовка, которая была бы любой семье по карману, там попросту не существует. Скорее всего, эта мера направлена на поддержание традиционных классовых различий и формирование у детей с раннего возраста понимания того, на что именно они в дальнейшем могут претендовать, чтобы воображение у них не слишком буйствовало относительно собственных жизненных перспектив. Каждый сверчок знай свой шесток! Иначе говоря, российское образование превратило нас (не всех, конечно, но многих) в людей со светскими привычками и утонченными хобби, присущими на Западе лишь представителям высшего слоя общества. В то же время мы сами, приемники российской культуры, в большинстве своём полиглоты и всесторонне развитые личности, в себе этого почему-то упорно не замечаем, не ценим и вообще стараемся не придавать этому никакого значения, искренне полагая, что жители других стран имеют такой же доступ к образовательным и культурным ценностям. Как часто, живя в России, мне приходилось слышать от своих соотечественников: «Уж у европейцев культуры побольше будет, чем у нас!» А вот и неправда, поживите в Европе и сами это поймёте! Другой характерной особенностью россиян, на мой взгляд, является развитая способность смеяться над самими собой, в отличие от европейцев, у которых процесс материального обогащения нередко сопровождается процессом нравственной деградации. К слову сказать, типичные представители категории «новых русских», отличающиеся ограниченным кругозором, тем не менее, от души смеются над анекдотами про свою же собственную глупость. Это ещё раз доказывает, что чувство юмора по отношению к самому себе является показателем нормального человеческого рассудка, способности думать, чувствовать и прощать.
******
Существует типично российское представление о детях без детства. В данном случае речь идёт о школьниках, которые, отсидев за партой, бегут на танцы, потом на уроки английского, затем в музыкальную школу, а в выходные проплывают в бассейне поистине олимпийские дистанции либо осваивают сложнейшие техники боевых искусств. В Стране Вечного Праздника это выражение имело отношение к концептуально иной категории подрастающего поколения. Дети, которых совершенно справедливо можно было назвать лишёнными детства, как правило, не имели такового из-за чрезмерной занятости на родительских фирмах и фермах, где зачастую работали наравне со взрослыми. Представляю себе удивленные лица читателей: «Как же это? Всем известно, что европейцы прилагают большие усилия для предотвращения эксплуатации несовершеннолетних детей в странах Азии и Африки! А сами, оказывается, занимаются тем же самым». Мне же остаётся лишь развести руками и добавить, что, по-видимому, одно другому не мешает.
Как-то раз в Стране Вечного Праздника я проезжала по шоссе мимо одной деревушки и вдруг вспомнила, что должна была прихватить на обед хлеба. Припарковав машину на обочине, я зашла в небольшой сельский магазинчик, но, к своему удивлению, никого там не обнаружила, за исключением стоящей за прилавком веснушчатой девчушки, приблизительно семи лет. В магазине я взяла хлебный батон и решила немного подождать, пока подойдёт кто-нибудь из взрослых, чтобы расплатиться с ним за покупку, а сама в это время принялась разглядывать продукты на полках. Скорее всего, мой напускной интерес со стороны был слишком очевиден, и не прошло пары минут, как маленькая девочка чуть хрипловатым голосом окликнула меня из-за прилавка: «Ещё что-нибудь будете брать или Вас по кассе пробить?» На несколько секунд у меня пропал дар речи, но я взяла себя в руки и спросила малышку: «Так ты что сама покупателей рассчитываешь?» В ответ девочка смерила меня угрюмым взглядом и очень серьёзным тоном проговорила: «Ну да, сегодня я за магазином присматриваю, а позже батька мой сюда подойдёт, вот только коз сначала подоит». «А где твоя мама?» – задала я следующий вопрос, не понимая, как взрослые могли взвалить на плечи ребёнка обслуживание посетителей в магазине. «Мать в поле ушла за коровами, их надо на дойку пригнать», – деловым тоном ответила девочка. Вдруг я вспомнила, что не лишним было бы прихватить к обеду чего-нибудь мясного, и попросила малышку: «Слушай, а ты не могла бы позвать своего папу, чтобы он мне грамм двести вон той колбаски нарезал», – и указала какой. Веснушчатая девчушка недовольно хмыкнула и, пожав плечами, буркнула: «Я сама её нарежу, долго что ли?!» С этими словами она взяла огромный нож, своими размерами напоминавший пиратскую саблю, и, орудуя им как заправский повар, быстро нарубила колбасы, взвесила её на электронных весах, вытерла руки о край футболки и снова спросила: «Ещё что-нибудь брать будете?» «Нет, спасибо, больше ничего, – ответила я, и, расплачиваясь с девочкой, напоследок у неё поинтересовалась: – Неужели тебе не хочется поиграть и побегать с другими ребятами, вместо того, чтобы просиживать здесь целыми сутками?» Девочка на минуту задумалась, прикусив нижнюю губу, внимательно на меня посмотрела и без единой нотки детской непосредственности ответила: «А кто же тогда в магазине будет работать?! Чужих нанимать нельзя, начнут воровать, тогда пиши – пропало! Ничего, появится у меня свободное время и наиграюсь…» «Понятно», – кивнула я в ответ, однако, сильно усомнилась в том, что это когда-нибудь произойдет.
******
Поселившись в Перепёлках, я с удивлением для себя обнаружила, что большинство сельчан окликают друг друга по прозвищам. Помню, когда я училась в школе, мы с напарниками по классу то и дело придумывали их, однако, с возрастом это развлечение потеряло всякий смысл и интерес. Бывало, спустя годы я встречала на улице кого-нибудь из бывших учителей и одноклассников и всякий раз ловила себя на мысли о том, что никак не могу вспомнить их прозвищ, какими бы забавными они не казались мне раньше. Зато жители Перепёлок наделяли друг друга на редкость функциональными прозвищами, отличавшимися глубоким психологическим содержанием и недюжинным чувством юмора. В результате многие из них закрепились за своими носителями на долгие годы.
Супругу известного на всю округу лгуна и мошенника поселковый люд окрестил Праведницей. Но не потому, что она являлась полной противоположностью своего аморального муженька, а как раз таки наоборот, поскольку выступала в роли его наставницы, подстрекая на всякие нехорошие поступки, и при этом всегда оставалась в тени, вне прямых подозрений. Недаром говорят, что муж и жена – одна сатана. Периодически соседи приходили ей на него жаловаться, и тогда Праведница нахлобучивала поварской колпак, подвязывалась кухонным фартуком, а потом, стоя на пороге своей квартиры, выслушивала соседские жалобы, негодующе взмахивая руками и качая головой: «Ах, он засра-а-анец! Как же он такое сде-е-елал!» Правда, длилось это минут пять, не больше. Затем Праведница старательно изображала, будто вытирает испачканные руки о фартук, и спешно извинялась: «Вы уж меня простите, я к Вам потом сама загляну, и тогда мы обо всём спокойно поговорим. А сейчас я не могу, у меня суп стоит на плите, боюсь, выкипит». С этими словами она захлопывала входную дверь прямо перед носом у рассерженной соседки или соседа, а своего обещания никогда не выполняла.
Как известно, общественное мнение редко обходит стороной представительниц женского пола экзотической внешности. К их числу в Перепёлках относилась Блондинка, с виду обычная женщина средних лет, среднего роста и упитанности. Впрочем, речь идет не о какой-нибудь там блондинке, а своего рода уникальной. Ещё в юные годы эта сельчанка остановила свой выбор на цвете волос Мэрилин Монро и с тех пор его никогда не меняла. От природы Блондинка была жгучей брюнеткой, и, чтобы добиться белоснежного окраса волос, ей приходилось попеременно пользоваться, то косметическими красителями, то перекисью водорода, а иногда и тем и другим одновременно, причем зачастую они вступали в химическую реакцию, придавая волосам Блондинки редкостные фосфорические оттенки. Многочисленные наблюдения местных жителей свидетельствовали о том, что в темноте её голова переливается полупрозрачными красками: красноватой, зеленоватой, синеватой, фиолетовой, а иногда даже серебристой и золотистой. Всё это радужное великолепие окружало шевелюру Блондинки, по утверждениям одних – в виде божественного ореола, а других – наподобие скафандра у гуманоида. «Почему же тогда её не прозвали Инопланетянкой или Светящимся шаром?» – спросите вы. Да потому что указанных спецэффектов она достигла именно за счёт того, что наперекор судьбе, или вернее сказать, природным данным, систематически обесцвечивала свою шевелюру.
Если Блондинка относилась к присвоенному ей поселковым обществом прозвищу весьма снисходительно, то другая сельчанка всей душой ненавидела собственное. Жители Перепёлок за глаза звали её Яичницей, а всё потому, что эта женщина стала жертвой собственного таланта. Несмотря на то, что всю свою жизнь Яичница провела в домохозяйках, слава о её чудесном омлете распространилась далеко за пределы родного посёлка. Для лица женского пола прозвище Омлет было неподходящим, поэтому жители Перепёлок остановили свой выбор на более приемлемом варианте – Яичница. Сутками напролёт соседи придумывали совершенно нелепые поводы, напрашиваясь к ней в гости, чтобы в какой-то момент прервать милую беседу бестактным вопросом: «Слушай, а ты меня своим омлетиком не угостишь?» За долгие годы Яичница к этому уже привыкла, а потому, грустно улыбнувшись в ответ, в который раз покорно отправлялась на кухню творить свои кулинарные чудеса, чтобы осчастливить ещё одного нахлебника, за глаза называвшего её столь неблагозвучным прозвищем.
Кроме того, в Перепёлках проживало несколько человек, носивших прозвища сугубо фольклорного характера. Нужно признать, что в этом была определённая логика, учитывая историческое происхождение большинства современных фамилий. Взять хотя бы русские: Мясников, Шаров, Воробьёв, Коновалов, Пороховщиков и др. В Перепёлках одного коренного жителя народ окрестил Веслом, то ли за счёт особенностей его телосложения, то ли это было данью рыболовецкому промыслу, которому Весло посвятил более десятка лет жизни, путешествуя по всему миру на палубе огромного судна. Нестандартность внешнего вида у Весла заключалась в следующей диспропорции: при росте метр восемьдесят он весил чуть больше пятидесяти килограммов, несмотря на то, что питался объёмно и разнообразно, во всяком случае, не хуже любого другого взрослого человека. Скорее всего, проблема заключалась в его метаболизме, сжигающем калории со скоростью крематорной печи. Благодаря этой внешней характеристике Весло, одно время проживавший в столице, успешно подрабатывал на киностудии актёром массовки, исполняя роли голодных, нищих и обездоленных, а один раз даже сумел сыграть саму Смерть. Кроме него, простецкое прозвище в Перепёлках получил механик местной автомобильной мастерской, которого сельчане прозвали Корытом. Однако винить в этом механику нужно было не кого-нибудь, а самого себя. Перебравшись в Перепёлки из большого города, он устроился на работу в местную мастерскую и первое время язвительно насмехался над старенькими автомобильчиками аграриев и животноводов, заявляя при встрече очередному клиенту: «Ну что, дядька?! Всё ещё катает тебя твоё корыто?», – подразумевая под корытом транспортное средство двадцатилетней давности. Крестьяне же в ответ лишь добродушно улыбались, понимая, что недавнему городскому жителю трудно усвоить один из главнейших постулатов их философского мировоззрения, гласивший: «Богатый человек – не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит!» Зачем покупать новый автомобиль, если, починив старый, можно поездить на нём ещё какое-то время? Хотя фермеры пропускали мимо ушей критические комментарии приезжего механика, в конечном итоге тысячекратно повторённое им слово «корыто» закрепилось в качестве его же собственного прозвища. Впрочем, спустя годы он к нему привык и уже не обижался.
В числе сельчанок, наделённых прозвищами, была бессменная секретарша периодически сменявшихся глав поселковой администрации, которую за глаза все называли Сверлом. Почему местные прозвали её именно так, мне стало ясно, когда я с ней пообщалась. Как-то раз мне потребовалось взять в мэрии справку о регистрации по месту жительства и по приходу туда выяснилось, что их выдавала женщина-Сверло. В здании поселковой администрации она занимала наипочётнейшее место, восседая на похожем на трон, большом кожаном кресле, установленном прямо перед кабинетом мэра, и поглядывала оттуда на посетителей с нескрываемым презрением. Приблизившись к секретарше, я вежливо с ней поздоровалась и коротко объяснила, зачем пришла. «Хм, – окатила меня с ног до головы негативно оценивающим взглядом Сверло и, отложив в сторону какой-то женский журнал, процедила сквозь зубы: – Документик Ваш предъявите!» Я покопалась в сумке, достала карточку с видом на жительство и протянула секретарше. Сверло покрутила её в руках и приклеилась ко мне немигающим взглядом: «А фотография на этом документе Ваша?» «А чья же?!» – опешила я. «Ладно, ладно, я только это хотела от Вас услышать, – буркнула она и вслед за этим настойчиво поинтересовалась: – Скажите, а кто у Вас муж?» Я назвала его имя и фамилию. «Странно, я такого не знаю…» – впилась в меня взглядом Сверло. «А Вы всех в этом посёлке знаете?» – полюбопытствовала я. «Ну не всех, конечно, однако, о тех, с кем лично не знакома, тоже наслышана, а вот названное Вами имя никак не припомню. Н-да-а-а, странно… – не отрывая от меня ни на секунду своего змеиного взгляда, заключила Сверло и после короткой паузы продолжила допрос: – А где он работает?» Я ответила. Сверло: «Кем?» Я ответила. Сверло: «А вы давно здесь живёте?» Я ответила. И всё же когда она спросила у меня: «А вы оба живёте на его зарплату?», – я не выдержала и попросила её объяснить, на каком основании она задаёт мне столь бестактные вопросы. «А зачем мне какое-то основание? – цинично ухмыльнулась Сверло. – Мы здесь, девушка, всё про всех знаем и про Вас тоже всё, что нам будет нужно, выясним». Признаться, в этом я нисколько не сомневалась.