Эмигрантка в Стране Вечного Праздника
Шрифт:
В продолжение темы о полицейских Страны Вечного Праздника расскажу историю из личного опыта. Поскольку посёлок Перепёлки располагался в живописном горном ландшафте, неподалёку от моего дома проходили маршруты сразу нескольких пеших экскурсий в виде широких каменистых дорожек, ведущих на вершины близлежащих гор. Некоторые из них были излюбленным местом для прогулок, как местных жителей, так и приезжих туристов. Особенно в летний период там собиралось большое количество разношёрстной публики, воодушевленной идти около часа на вершину горы, а затем, немного меньше по времени, спускаться вниз. Часто восхождение совершалось целыми семьями, с детьми и собаками, при этом одни на горной дорожке испражнялись, а другие разбрасывали пустые бутылки из-под минеральной воды и фантики от конфет и жвачек, поэтому в период массового наплыва туристов она имела замусоренный вид. С одной горы открывались поистине восхитительные виды, поэтому мне, в числе других желающих на них полюбоваться, очень нравилось совершать этот маршрут. Однажды при спуске с той горной вершины меня грубо схватил за руку какой-то мужчина, рядом с которым вышагивало его семейство в составе жены и ребёнка. «Стой! – приказным тоном крикнул он мне, и, указав на лежавший на земле бумажный носовой платок, добавил: – А ну-ка подбери это безобразие!» Удивившись его требованию, я переспросила: «Это Вы мне?!» «А кому же ещё?! – гаркнул он. – Кроме тебя, здесь намусорить некому!» «Как? Совсем-таки некому?!» – оглянулась по сторонам я, сопроводив свои слова указательным жестом руки. Вверх и вниз, с горы и на гору, около нас двигался непрерывный поток людей. Однако, судя по внешности и поведению этих шумных и говорливых брюнетов, все они были коренными жителями Страны Вечного Праздника. «Н-да, нет здесь натуральных блондинок с голубыми глазами, вот этот мужик ко мне и привязался, – подумала я. – С таким "камуфляжем" за километр видно, что я не местная». В этот момент блюститель
Возможно, кто-нибудь захочет возразить: «То же мне новость! Во всех странах люди побаиваются полицейских». С этим утверждением, пожалуй, стоит согласиться. Тем не менее, существует разница между понятиями «бояться» и «побаиваться». Не секрет, что все мы кого-нибудь да побаиваемся: строгого шефа, сотрудников по работе, бывших супругов и их родственников, политиков, чиновников-бюрократов, скандальной соседки по лестничной клетке, старшего по подъезду и т.д. К этой же категории относятся полицейские. Однако в Стране Вечного Праздника местное население не побаивалось, а панически боялось всех без исключения представителей закона, и для этого имелись веские основания. В частности, в последней четверти XX века, одним из самых демократических правительств, стоявших когда-либо у руля власти этого государства, была проведена операция по поимке и убийству без суда и следствия местных террористов-националистов, взрывавших бомбы в общественных местах. По заданию президента и его ближайшего окружения доблестные полицейские принялись собирать секретные сведения о жителях небольших регионов с национальными языками и разыскивать тех, на кого было составлено больше всего доносов и компромата, после чего отвозили их в ближайший лесок и расстреливали там пистолетами с глушителями. Затем на это место прибывали следователи уголовного розыска и «раскрывали» преступления, списывая их на мафиозные группировки. Невольно вспоминается средневековая охота на ведьм. Так в Стране Вечного Праздника история обрела цикличный характер. Вдобавок ко всему прочему, среди расстрелянных полицейскими оказались люди, не имевшие никакого отношения к террористическим актам. В числе убитых были даже те, чьи паспортные данные не совпадали с данными разыскиваемых лиц. Иначе говоря, вместо Дмитрия Петрова полицейские довольствовались расстрелом Евгения Сидорова, а, не обнаружив по месту жительства Дарью Семёнову, отправляли на тот свет Светлану Макарову. Нетрудно догадаться, какая при этом преследовалась цель. Таким способом полицейские улучшали отчётность по поимке преступников. К сказанному добавлю, что когда секретных карателей судили, то объяснение своим криминальным действиям с их стороны выглядело ни больше ни меньше: «Просто мы не знали, что так не делается».
******
Отношение европейских служителей правопорядка к эмигрантам было как минимум предвзятым. Впрочем, чтобы не быть голословной, расскажу об одной истории, случившейся в Стране Вечного Праздника то ли в 2007, то ли в 2008 году, главным действующим лицом в котором оказалась эмигрантка из России. В те дни средства массовой информации кипели от негодования: «Что несёт эта русская?! Какая чушь! Какая несуразица! Да как она посмела нас опорочить?!» Весь этот шум и гам поднялся из-за того, что накануне в программе новостей государственного телеканала показали девушку-россиянку, подавшую в суд на полицейских столичного отделения Страны Вечного Праздника за зверское избиение. В камере для арестованных она очутилась по обвинению в общественном беспорядке. Как-то раз, отмечая в квартире день рождения, молодёжь расшумелась, а соседи увидели в этом угрозу публичному спокойствию и вызвали полицейских. Блюстители порядка незамедлительно прибыли на место происшествия, приказали участникам праздника предъявить свои документы и из всей толпы молодых людей забрали в участок только россиянку. Затем пара здоровенных полицейских попытались заставить девушку признаться в правонарушениях, которых она не совершала, а когда та отказалась, они принялись её зверски избивать. Пострадавшая каким-то чудом сумела выдержать побои и не подписала бумаг, на основании которых её впоследствии могли бы осудить. В итоге полицейские прекратили избиение и отпустили россиянку домой, а она не растерялась и подала в суд. Кроме того, девушка рассказала о произошедшем телевизионным журналистам и в качестве доказательства показала громадные синяки и ссадины у себя на теле. К несчастью, показаниям эмигрантки никто не поверил, и уже через сутки на главных телевизионных каналах появилось интервью с каким-то официальным лицом, опровергнувшим всё ею сказанное. Вообще-то, его заявление выглядело очень странно: «Понятия не имеем, откуда у этой российской гражданки взялись множественные гематомы. Может, шла она себе по улице, шла, споткнулась и упала на рассыпанные кем-то гвозди или бутылочное стекло, потом встала на ноги, опять поскользнулась, на них сверху грохнулась, и так десять раз подряд… Чего только в жизни не бывает!» С тех пор прошло несколько лет. Только когда настало время очередных президентских выборов, лидер оппозиционной партии придал этой истории огласку с тем, чтобы повысить свой рейтинг в глазах избирателей. Именно тогда выяснилось, что служители закона, на которых россиянка подала в суд, имели привычку издеваться над задержанными и особенно жестоко – над эмигрантами.
Вместе с тем, оказалось, что органам внутренней службы полиции вот уже несколько лет было достоверно известно, что обратившаяся в суд и на телевидение россиянка говорила правду. С чьей-то лёгкой руки выдвинутые ею обвинения были опровергнуты, и их сочли не в меру разбушевавшейся фантазией девушки, перебравшей на празднике алкоголя. Между тем служащие внутренних дел полиции были в курсе происходящего, наблюдая за избиениями задержанных из скрытых видеокамер, установленных в помещениях для допроса. Их разместили там после того, как один полицейский рассказал о телесных пытках со стороны своих сослуживцев, свидетелем которых ему пришлось стать. Однако сами полицейские-каратели понятия не имели, что за ними установлена слежка, и на протяжении нескольких лет продолжали избивать свои жертвы, в числе которых оказалась эмигрантка из России, подавшая на них в суд за физическое насилие. Только когда главный кандидат в президенты счёл нужным придать общественной огласке детали этого дела, в Интернете появилось видео, подтверждающее факт издевательств над россиянкой. Приказав ей раздеться до пояса, полицейские повалили девушку на пол и стали бить ногами по лицу и телу, сплевывая на неё и выкрикивая грязные ругательства. Словом, если бы не предвыборная кампания, пострадавшая так бы никогда и не доказала своей правоты в суде.
******
Возвращаясь к событиям собственной жизни, скажу, что в самом начале экономического кризиса, в конце зимы, наконец-то мне удалось устроиться на работу. Когда я увидела объявление о наборе персонала на фруктово-овощной склад, то, не теряя времени, отправилась на собеседование, и уже через неделю была принята туда в качестве рабочей. Директора этого склада звали заковыристо – Максимильян, а заведующую секцией складского помещения, в которую меня определили, Шилой. Директор отличался взрывным характером и выраженной способностью к интриганству, а моя непосредственная начальница своим поведением напоминала настоящее шило, либо какой-либо другой колюще-режущий предмет похожего назначения. Жёлчность, склочность и тупость настолько гармонично в ней сочетались, что в совокупности создавали цельный и законченный образ ненавидимой всеми начальницы. Ее внешние характеристики были весьма заурядными: женщина невысокого роста, коренастая, пучеглазая, длиннорукая, с редким пушком вечно всклоченных волосишек на голове, оттопыренными ушами, полностью закрывающей живот грудью и откляченной назад попой в форме вопросительного знака. На одной руке у Шилы красовался широкий вытатуированный браслет, напоминавший кандалы греко-римских рабов, а ровно половина зубов устрашали огромными дырами и чёрным цветом, въевшимся в них из-за непрерывного курения. В совокупности с хриплым голосом все это придавало ей вид рецидивистки, отсидевшей десяток лет в местах не столь отдалённых. На работе Шила смолила одну за другой сигареты и донимала своих подчинённых чаще всего беспочвенными претензиями. С утра она могла отдать нам приказ: рассортировать по ящикам большую партию яблок, так, чтобы каждое из них было аккуратно завёрнуто в тонкую обёрточную бумагу, а с обеда неожиданно заявляла, что понятия не имеет, откуда мы это взяли, и заставляла перекладывать всё заново, освобождая яблоки от обёрток. Впрочем, никто из работниц выходками Шилы не возмущался, поскольку это неминуемо выливалось в увеличение объёма работы, а иногда даже – в увольнение.
Всем на складе было хорошо известно, что наша начальница, как никто другой, чрезвычайно агрессивно реагирует на любые комментарии в свой адрес. Бывало, что Шиле, расхаживающей туда-сюда по складу между длинными и высокими рядами ящиков, удавалось краем уха расслышать в чьём-нибудь разговоре своё имя. Тогда, образно выражаясь, она трансформировалась в самое настоящее шило, вонзаясь по самую рукоятку в психику своей сотрудницы по работе, осмелившейся что-то про нее сказать. Шила решительно направлялась в сторону этой женщины и, приблизившись к ней вплотную, принималась угрожающе шипеть: «Ты что тут обо мне сплетни распускаешь?» «Я?! – испуганно отстранялась от неё сотрудница. – Да я ничего такого не говорила!» «Как это ничего?! – впивалась в неё Шила прищуренными глазёнками, блестевшими искоркой нескрываемого остервенения. – Я же слышала, как ты сказала: "Шила этого не знает, и вчера около мусорного бака…" Так чего я не знаю?» Понимая, что Шила просто так от неё не отвяжется, сослуживица неохотно признавалась: «Ты, наверное, не в курсе, что у нас Патриция беременная ходит, уже на четвёртом месяце, но она просила никому об этом пока не говорить». «Хм-м-м, да, я этого не знала, – отвечала Шила, чуть ослабив зверское выражение лица. – А что ты там сказала про вчера?» «Про какое-такое вчера? – растерянно хлопала ресницами проговорившаяся сотрудница и все больше морщила лоб, пытаясь вспомнить то, о чем ее спрашивала Шила. – А-а-а! Ну да, как раз вчера мы про её беременность и узнали». «А причём здесь мусорный бак? Ты что хотела этим сказать?» – никак не успокаивалась Шила. Уже не зная, как от неё отцепиться, напарница по работе лихорадочно старалась восстановить в памяти всё до единого слова из того, что ею самой было сказано несколько минут назад, и, наконец, ей это удавалось: «Так о беременности у Патриции мы узнали как раз вчера вечером, когда ящики со склада выносили, там, прямо у мусорного бака она нам об этом и сказала». «У какого из них?» – не унималась Шила. И она не шутила. Она действительно хотела это знать.
В общей сложности на том складе работало около сорока женщин, не считая директора Максимильяна, которого тоже можно было рассматривать в качестве полноправного члена дамского коллектива, поскольку у всех, кому довелось с ним познакомиться, его мужская сущность вызывала серьёзные сомнения. Возможно, она была им полностью утрачена в ходе длительного общения со своими подчинёнными слабого пола, а, может, у него просто-напросто её никогда и не было. Вдобавок к этому, в поведении Максимильяна бросалась в глаза выраженная невротичность. Застать его в статическом положении было практически невозможно. Он постоянно сновал по складу с какими-то папками в руках и обрывисто переговаривался по мобильному телефону. При этом Максимильян энергично жестикулировал, кряхтел, сопел, повизгивал, поправлял на себе резинку от трусов, расстёгивал и застёгивал ремень, пуговицы на рубашке, чесал абсолютно всё, что можно было на себе почесать, периодически подпрыгивал, приседал, крякал, постанывал, позёвывал, ковырял в носу, щёлкал пальцами, засовывал их в углубления предметов окружающей обстановки, а также совершал множество других хаотических движений, что в совокупности напоминало растянутый во времени судорожный припадок. Другой чертой характера у директора склада являлась совершенно не мужская способность к сплетням, которые он имел привычку распространять с невероятной скоростью и столь же невероятной запутанностью. Всего за пару-тройку минут Максимильян умудрялся подбежать сразу к нескольким сотрудницам, сообщив им по очереди, к примеру, следующее. Одной: «Слышала про Ноэлию? Оказывается у неё жених – аргентинец», другой: «Ноэлия-то жениха себе завела, говорят, он – женатый, а она об этом и не догадывается», третьей: «Мне из ваших кто-то сказал, что Ноэлия собралась выходить замуж. Ты, случайно, не в курсе?» Впрочем, в этой его манере поведения имелся один довольно существенный плюс. Когда Максимильян пытался сболтнуть что-нибудь, на его взгляд, интересненькое, то работницы склада получали долгожданную возможность разогнуть спины и немного отдышаться от утомительного перемещения ящиков и расфасовки овощей и фруктов.
Приняли меня на этот склад в качестве рабочей на тех же условиях, что и остальных сотрудниц, подписав трёхмесячный контракт, который по истечении этого срока возобновлялся в случае, если та или иная работница устраивала начальство. Около трети моих напарниц проработали там более десяти лет, и данное обстоятельство нисколько не отразилось на их профессиональном статусе. Каждые три месяца они отправлялись в кабинет Максимильяна, который подписывал им очередной контракт на тот же срок и ту же заработную плату. Эта мера была обусловлена тем, что, если у кого-нибудь из работниц происходило снижение производительности труда, то на таких условиях распрощаться с ней было проще простого. Тот фруктово-овощной склад был далеко не единственным частным предприятием Страны Вечного Праздника, нанимавшим персонал подобным образом. По законам этого государства, принятому на постоянную работу, а затем уволенному с неё человеку работодатель обязан был выплатить соответствующую индемнизацию, пропорционально отработанному там времени. Иногда она выливалась в круглую сумму, и, бесспорно, имела право таковой быть в качестве компенсации работнику за многолетний труд и затраченные усилия. Однако при найме по краткосрочному контракту ответственность работодателей перед нанятыми работниками была минимальной. Законами Страны Вечного Праздника разрешалось держать работников на краткосрочных контрактах в течение любого периода времени и увольнять с минимальной денежной компенсацией. Служащие частных фирм, работающие на таких условиях, понимали, что начальник в любой момент может распрощаться с ними без каких-либо выплат за отработанный стаж, и, чтобы подольше удержаться на рабочем месте, шли на целый ряд уступок, выполняя обязанности, не предусмотренные контрактом, и перерабатывая большое количество часов.
Работали мы на складе в таком сумасшедшем ритме, что порой не оставалось времени даже на то, чтобы сходить в туалет. Огромный и холодный ангар с виду напоминал муравейник, в котором одни работницы безостановочно сновали туда-сюда с тяжёлыми ящиками в руках, другие в это время расставляли в ряды громадные контейнеры, полные овощей и фруктов, а третьи занимались их расфасовкой. Лишь иногда этот монотонный индустриальный шум прерывал чей-нибудь вскрик, вызванный случайно прищемлённым пальцем или упавшим на ногу ящиком. Ввиду того, что выкроить времени на разговоры в рабочей обстановке было практически невозможно, работницам склада удавалось пообщаться лишь за несколько минут до начала смены. Эти беседы отличались лаконичностью. Общались мы коротко и по существу, а форма изложения напоминала митинги рабочей молодёжи из фильмов советской эпохи, когда на трибуну один за другим выходили революционеры-агитаторы и рубили с неё «правду-матку» про великое коммунистическое будущее российского народа. Аналогично этому, мои напарницы сбивались в большую толпу перед входом на склад и оттуда по очереди озвучивали свои обращения, объявления и пожелания. Приблизительно за пять минут до начала смены одна из них звонким голосом выкрикивала: «Девчонки, мне в среду с утра ребёнка вести к врачу. Выручайте! Нужно, чтобы кто-нибудь в дневную смену за меня отработал!», или: «Продаю тачку: белый Ниссан Сентра со ста тысячью километров пробега! Кому нужно, подходите! Поговорим!», или: «Сниму двухкомнатную квартиру где-нибудь здесь, неподалеку, и чтоб недорого! Кто в курсе, подскажите!» Так же сообщались основные события личной жизни сотрудниц по работе: «Лидия с баклажанов на следующей неделе замуж выходит!», «У Алисии из огуречной секции муж ногу сломал!», «Каталине больше контракт продлевать не будут! Чем она проштрафилась-то? Кто знает?»
Там же, перед ангарной дверью, чуть ли не еженедельно устраивались денежные сборы на подарки ко дню рождения, свадьбе, юбилею и прочим празднествам работниц нашего склада. Мне же при расставании с заработанными нелёгким трудом деньгами на подарок очередному новорождённому, бывало, что хотелось возразить: «К чему это?! Подумайте сами! Если первые двое-трое детей у этой женщины были приятной неожиданностью, то уж никак не пятый… Неужели вы действительно думаете, что она этой своей беременности страшно рада и твёрдо настроена отпраздновать рождение очередного младенца по полной программе? Это с её-то зарплатой, на которую непонятно, как живут и кормятся остальные дети?! Да лучше не лезьте вы к этой женщине ни с какими подарками для малыша (у неё их от четырёх предыдущих дома – целый мешок, наверное, уже складывать некуда), а просто от души по-человечески посочувствуйте!». К сожалению, отказаться от поборов было нельзя, и, начиная с первой недели работы на складе, на эти цели из моего кошелька перекочевала существенная сумма денег. Обычно перед началом работы старшая по смене обходила всех по очереди сотрудниц и, если кто-нибудь делал попытку этой подати воспротивиться, в ответ она тут же оглашала толпу грозным криком, по мощности напоминающим коровий рёв: «Это с какой стати ты не будешь платить?! Особенная что ли?!» А сгрудившиеся в плотную массу женщины принимались недовольно гудеть ей в поддержку: «Давай раскошеливайся, как все остальные!» Впрочем, когда дело дошло до даты моего дня рождения, никакого подарка от коллектива сотрудниц я не получила. Никто из них с этим событием меня даже не поздравил. Удивившись и, в то же время, немного обидевшись, я рассказала об этом своей напарнице по смене – эмигрантке румынской национальности по имени Габриэла. «У меня такая же история, – сочувственно покачала головой она, – семь лет работаю на этом складе и регулярно вношу деньги на подарки всем до одной девчонкам… И что ты думаешь, они мне за это время хоть что-нибудь подарили? Ага, держи карман шире! Даже поздравления в устной форме не дождалась. Но что поделаешь? Если мы для них никто, так себе, мусор какой-то, а не люди. Постарайся не расстраиваться и не обращать на это внимания».