Эмигранты

Олсуфьев Александр

В тот день температура воздуха не очень отличалась от дня вчерашнего и позавчерашнего, иными словами, было умеренно жарко, что в очередной раз укрепляло сомнения по поводу того, а, вообще, стоит ли шевелиться и напрягаться сегодня, может, имеет смысл опять проваляться весь день на солнце, изредка охлаждаясь в воде, но вот высота волн была чрезмерной, потому что ближе к полудню ветер усилился и поднял волну, которая курчавясь пенными барашками, выкатывалась, перекручиваясь на берег, заливала пляж всё дальше и дальше, отгоняя загорающих вглубь суши и, соответственно, увеличивая

степень «залёженности» на один квадратный метр сухого и прогретого солнцем песка.

Женька пару раз входила в море полная решимости совершить свой, уже привычный, заплыв до буйка, но волны, раскачивая ее, швыряли в лицо пригоршни пены с брызгами и сбивали дыхание. Плавать в таком море было неприятно, да и попросту опасно. Выйдя из воды, Женька вернулась к тому месту, где на песке были разбросаны их вещи, но ни Кольки, ни его приятеля Густава, с момента знакомства не отходившего от её сына ни на шаг, рядом не обнаружила. Женька осмотрелась, но нигде на пляже, ни у воды и, ни тем более, в море мальчишек не было видно.

«Куда эти чертенята запропастились?» – уж начала беспокоиться Женька. Она спустилась к воде и, прикрыв глаза ладонью, принялась высматривать среди голов, бесшабашно качающихся на волнах, две небольшого размера, но безо всяких сомнений самых активных, самых вопящих и самых брызгающихся, однако никого, даже отдалённо похожего на Кольку и Густава, не нашла. Не на шутку встревоженная, Женька вернулась к своим вещам и, чуть ли не подпрыгивая на месте от вьющихся в её мозгу беспокойных мыслей, начала прочёсывать глазами пляж, метр за метром, тело за телом.

– Если вы ищите мальчиков, то они вон за теми камнями. Они там на крабов охотятся.

Женька обернулась на голос. Произнёсший эту фразу мужчина сидел на песке рядом с их вещами, обхватив колени руками, он смотрел на Женьку, но под широким козырьком его яркой кепки и большими тёмными очками невозможно было разобрать черты лица незнакомца, однако, говорил он с сильным, жёстким акцентом, хотя и достаточно чисто и разборчиво, что выдавало в нём иностранца.

Вообще-то, трудно было ответить на вопрос: кто здесь выступал в роли большего иностранца, она или он, но в силу какой-то непонятной привычки всех, кто не говорил на её родном языке, Женька автоматически относила к широкой группе «иностранцев».

Судя по глубокому загару, это был не первый его день у моря, но Женька не помнила, чтобы замечала его присутствие на пляже когда либо. Однако для неё в этом не было ничего удивительного. Дело в том, что за долгие годы после развода она достаточно успешно выработала в себе привычку не обращать внимания на сладострастно безразличные взгляды мужчин и старалась не замечать их вообще, как представителей рода человеческого, ну, за исключением, каких-нибудь индивидуумов с очень яркой и броской внешностью, о которых, впрочем, очень быстро забывала, как только они исчезали из поля зрения. Что ж, в этом не было ничего удивительного – жизнь так складывалась, что времени на себя почти не оставалось. Приходилось много работать, чтобы удержаться на плаву и не просто прокормить Кольку, но и создать для него такие условия, при которых он не чувствовал бы себя обделённым.

Женька поблагодарила незнакомца, несколько удивлённая тем фактом, что кроме неё кто-то ещё знает о существовании Кольки, её сына, и к тому же осведомлён о том, что у него имеется приятель Густав, и ещё он знает, где эти дрянные мальчишки спрятались и что они там делают, и, наконец, этот русский язык с акцентом.

Женька обернулась и ещё раз взглянула на незнакомца. Широкие тёмные очки как маска срывали выражение глаз, смазывали впечатление, придавая лицу несколько бездушное выражение. Мужчина улыбнулся. Женька отвернулась и, проваливаясь в горячий песок, поспешила в указанном направлении, где за большими камнями действительно нашла и Кольку, и Густава. Работая изо всех сил палками, они пытались извлечь из щели обезумевшего от страха краба.

Растопырившись, упёршись всеми ногами и прикрываясь могучей клешнёй, как щитом, краб, несмотря на все усилия мальчишек, успешно держал оборону, забираясь всё дальше и дальше под камень.

– Так! Что вы здесь делаете? – строгим голосом спросила Женька. При её появлении Густав сразу же поднялся с земли, воспитание не позволяло сидеть скорчившись перед взрослым, и, пробормотав извинения, остался стоять, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и то и дело поглядывая на Кольку. Колька же подняв голову, мельком взглянул на мать и, сурово сжав губы, принялся ещё энергичнее шуровать палкой под камнем.

– Краба пытаемся поймать, а он забрался, гад, и вылезать не хочет, – процедил сквозь зубы Колька.

– Зачем он вам сдался?

– Нужен… – недовольно буркнул Колька.

– Нужен, нужен… Зачем нужен-то? – Женька присела и заглянула под камень.

– Густав бери палку и с той стороны подпихни его. А я с этой стороны выпихну его и тогда он наш, – командовал Колька. К Женькиному удивлению Густав, схватив палку, полез под камень и начал пропихивать её вперёд, бормоча что-то по-немецки, иногда срываясь на какие-то жёсткие фразы, которые, насколько Женька понимала, были ругательствами.

– Нет, нет, не туда. Я тебе говорю не туда! Вон оттуда, из той щели, – Колька продолжал раздавать указания. Густав, извиваясь, полез ещё дальше, забираясь ещё глубже под камень, так что снаружи остались торчать лишь розовые пятки, а из глубины отчётливо донеслось:

– Schwein! Schwein!

«Свинья!» – автоматически перевела Женька, вспоминая обрывки фраз из своей школьной программы.

– Какая же это свинья? Это краб! – возмутилась Женька. – Густав! Вылезай оттуда немедленно.

Испугавшись, что Густав, в охотничьем азарте забравшись так далеко, вдруг застрянет там или, что ещё хуже, камень подвинется и придавит мальчика, Женька решила остановить охоту.

– Густав, оставь краба в покое. Вылезай, пожалуйста.

И Густав, не знавший ни слова по-русски, но может за время общения с Колькой и был ознакомлен с некоторыми уличными выражениями, извиваясь, начал выбираться из щели.

– Ма! – Колька был возмущён таким бесцеремонным вмешательством. – Ма! Но нам же немного осталось. Мы бы его вытащили. Обязательно вытащили. Густав, лезь обратно!