Эмигранты
Шрифт:
После завтрака пошли пешком. Валили потоки пешеходов. Полицейские, в синих суконных шлемах, как идеи высшей закономерности, с отеческой строгостью возвышались на перекрестках.
В управлении «Ройяль Дэтч Шелл» сообщили: Детердинг никогда здесь не бывает, и если джентльменам нужно видеть первого секретаря мистера Детердинга, то мистер Ховард может принять их у себя дома. Левант сделался меньше ростом, когда на полшага позади Налымова отпечатывал третью милю по указанному адресу. Дом мистера Ховарда (узкий, в три этажа, кирпичный, в стиле императрицы Виктории) был, по-видимому, более важным местом, чем управление, – на потемневшей
– Здесь нужно вам заткнуть рот прочно. Как я и угадал, вы и близко не бывали около Детердинга. Предлагаю вам молчать, глазами не шарить, лучше всего глядите на свои ботинки, не курите без приглашения и обращайтесь ко мне: «Господин полковник».
– Так, так, так, будьте покойны, – прошептал Левант.
Неслышно вернулся лакей: «Мистер Ховард просит». Вошли в полутемный кабинет, где горел камин. Мистер Ховард, небольшого роста, очень худой, с седыми висками, предложил кресло у огня. Визитная карточка Налымова лежала на сигарном столике.
– Если не ошибаюсь, я имел удовольствие видеть вас в ставке главнокомандующего под Ипром, – сказал Налымов. – Это было в сочельник, за ужином…
– Как же, как же, – с улыбкой ответил мистер Ховард. Но так как перед ним сидел русский (то есть человек, у которого в доме тяжелое горе), дружескую улыбку он сменил на печальную и даже сопроводил ее легким вздохом.
Василий Алексеевич сухо, по-военному, начал излагать положение дел под Петроградом: наступление северной армии отложено до сентября из-за недостатка продовольствия и вооружения, – но, что еще важнее, – из-за отсутствия высокой моральной атмосферы. Нужно широко развить белую идею. Леванта он представил как одного из редакторов «Эха России». Он говорил точно по плану Хаджет Лаше. Мистер Ховард слушал с удовлетворением. Серьезно поглядев на свои ногти, сказал:
– Мне кажется, мистер Детердинг должен заинтересоваться вашей беседой. К сожалению, нелепые события этих дней нарушили его душевное равновесие, и я, право, не знаю… В Англию мы запрещаем ввозить собак, дабы не портить породы, тем более досадно, что правительство слишком добросердечно смотрит на ввоз московских идей, и не поручусь, что не только идей, но и их живых носителей.
Он обернулся, приподнял брови, прислушался к шагам.
Толкнув дверь, вошел коренастый человек в просторном серебристом автомобильном пальто, порванном и запачканном. Казалось, что он только что кого-то держал за глотку бульдожьими скулами, бритый жирный низ лица его, с прямым ртом, выпятился, когда, сдергивая перчатку, он вопросительно и свирепо взглянул на посторонних. Снизу вверх дернул, вместо поклона, плотно посаженной головой.
Секретарь, мягко поднявшись, сказал ему:
– Мы только что беседовали по вопросу, близкому стокгольмскому предложению.
Медленно сняв перчатки, вошедший человек вдруг уставился на грязное пальто, расстегнул его и швырнул мимо кресла на пол.
Секретарь представил:
– Полковник Наулэмов и мистер Лайвэнт.
В ответ человек у камина показал белые мелкие зубы, как улыбающаяся лиса, – но на очень короткое время. Затем сказал, словно откусывая у слов хвосты:
– Они подожгли мой автомобиль. От Трафальгар-сквера я шел пешком. Я бы очень хотел видеть в таком же положении мистера Ллойд-Джорджа.
Затем, утопив затылок в прямых плечах, он коротконого пошел к двери. Обернулся и – Налымову:
– Хорошо. Завтра я вас жду в десять утра.
– Мистер Детердинг ждет вас точно в десять утра, – повторил секретарь Налымову и Леванту.
26
– Я не прошу у вас денег, дорогой полковник, и не посылаю счетов, я работаю ради идеи…
– С удовольствием хочу подтвердить вам, дорогой Хаджет Лаше, что в нас это вызывает чувство глубочайшего удовлетворения.
– Прекрасно… Но вы представляете, сколько стоит организация дела?
– О, разумеется.
– Небольшая сумма, переданная мне генералом Жаненом перед его отъездом в Сибирь, полностью ушла по назначению. Люди, идущие рисковать жизнью, часто весьма требовательны, – посылая агента в Москву, я не торгуюсь.
– Ну, о чем же может быть речь…
– Отвлекаясь от чисто идейной работы, я принужден пополнять мою кассу… Так, сегодня два моих агента выехали в Лондон, чтобы предложить Детердингу вполне порядочную комбинацию.
– Я не сомневаюсь…
– Не в том дело… Детердинг – осторожен, – прежде чем решить, он наведет справки в известном вам учреждении, оно запросит вас… Так вот, я бы хотел рассчитывать на положительный отзыв…
– Я полагаю, что вы можете рассчитывать на меня… Какова сумма куртажа?
– Тысяч сто каких-нибудь…
– О, пустяки…
– Мерси… Дорогой полковник, это не все…
– Пожалуйста…
– За сведения, доставленные мной, я бы хотел одного: чувствовать себя совершенно свободным в своих поступках…
– Я вас понимаю, дорогой друг, но бывают поступки…
– О!.. Господин полковник! Мое прошлое! Мои заслуги!
Хаджет Лаше, потрясенный недоверием, слегка отодвинулся от полковника Пети и глядел на хорошенькую девочку с тоненькими, как у новорожденного жеребенка, голыми ножками, – она бежала за обручем по песчаной дорожке. Хаджет Лаше и полковник Пети сидели на скамейке в Люксембургском саду. Мирно падал лист за листом с желтеющих каштанов. Со сдержанной горечью Хаджет Лаше сказал:
– Сотрудничество возможно только при обоюдном доверии. Взгляды стокгольмской полиции могут не сходиться с моими взглядами, но с Парижем у меня не должно быть недоразумений. У нас общая цель, – зачем же привязывать мне моральный жернов на шею? Или вы мне не доверяете? Тогда – разойдемся.
– Дорогой друг, вы приводите меня в отчаяние…
– Нет, дорогой полковник. Я только хочу сказать: борьба есть борьба. В Париже достаточно злой шутки, чтобы убить человека, в джунглях нужна разрывная пуля. Не забывайте, мы имеем дело с большевиками. Это – люди по ту сторону добра, поджигатели цивилизации. Одни законы для цивилизованных, другие для каннибалов.