Эмигранты
Шрифт:
Читал он не слишком бойко – всего полгода назад взялся за изучение языков. Читал обычно, сидя у окна (в серой тужурке и ночных туфлях), держа на отлете перед строгими глазами желтенький томик «Клодина в Париже». Генеральша за ширмой разогревала на керосинке тушеную капусту. Супруги Юденич были не скупы, но мудры, – они трезво сознавали, что их жизнь в Ревеле – не жизнь, но случайный этап, что политика и война превратны, и умный, желая стать хозяином превратностей, должен терпеливо подкопить нешатающиеся от всяких революций ценности, доллары, золото.
Генерал,
– «Фиалковые глаза Клодины смеялись, и крошечные розовые соски на двух прелестных выпуклостях, просвечивающих под ароматным батистом сорочки…»
За ширмой генеральша перебила:
– Совсем не так… Грудь, женская грудь, будет не «сан», а «эс!» – «и», – «эн», причем «и» почти не слышно, – «с’н»… Тебя не поймет ни одна француженка…
В голосе генеральши послышалось раздражение. Генерал повторил вполголоса:
– Грудь – «с’н», грудь – «с’н»… – Затем вздохнул, как человек, взобравшийся на холм.
В дверь постучали. Вошел свежий, улыбающийся, в английском ловком френче, адъютант – барон фон Мекк.
– Ваше высокопревосходительство, из Стокгольма – миссия полковника Магомета бек Хаджет Лаше… Он хотел бы…
– А! Знаю – Лаше…
– Может быть, вы изволите принять запросто?…
– А? Да, да… Только, голубчик, дайте-ка мне из-за ширмы штиблеты…
Генерал закрыл томик «Клодина в Париже», не спеша натянул старые, еще петербургской постройки, зеркально вычищенные башмаки на резинках и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.
Фон Мекк ввел полковника Хаджет Лаше. Генерал полуофициально предложил ему занять место на голубого шелка диванчике. Сам опустился коротким туловищем в кресло, – плечи поднялись, небольшая голова с волосами ежиком ушла в плечи, и огромные подусники величественно легли на широкие без звездочек погоны с зигзагами.
– Чем могу служить, полковник?
– Ваше высокопревосходительство, я говорю от имени Лиги спасения России…
– Знаю, наслышан, весьма одобряю вашу патриотическую деятельность, голубчик…
– Ваше высокопревосходительство, когда вы рассчитываете взять Петроград?
Седоватые подусники сдержанной усмешкой шевельнулись по золотым погонам. Касаясь пальцами пальцев, опустив покачивающуюся голову, Юденич ответил:
– Когда поможет Бог, полковник, когда поможет Бог…
– Ваше высокопревосходительство, Лига берет на себя смелость поставить вас в известность, что огромное количество национальных ценностей может бесследно ускользнуть от вас… Большевики лихорадочно перевозят из Петрограда на территорию Швеции, как нейтральной страны, валюту, золото, камни… По нашим сведениям, на трех частных квартирах в Стокгольме спрятано ими свыше полумиллиарда…
Подусники замерли, генерал, казалось, перестал дышать. Затем голова его начала подниматься, и немигающие глаза, как два зенитных орудия, уперлись в полковника Лаше:
– Потрудитесь объяснить подробнее…
Хаджет Лаше рассказал о деятельности Лиги, подчеркнул участие шведской гвардии и представил обширный список добровольцев, вступивших в Лигу (это был лист, заполненный
Хаджет Лаше подробно перечислил сокровища царской короны. Когда он упомянул о шапке Мономаха, генерал тяжело поднялся с кресла и в волнении отошел к окошку, – короткие пальцы его за спиной сжимались и разжимались…
– Ваше высокопревосходительство, я своими ушами слышал в Стокгольме, в ресторане: большевистский курьер Леви Левицкий в нетрезвом состоянии публично похвалялся другому большевику, Ардашеву, что будто бы примерял на себя шапку Мономаха и садился на кресло с державой и скипетром… Российская реликвия на еврейской голове!..
Юденич поднял, опустил плечи.
– Прекрасно-с… Они заплатят… (Пальцы заработали за спиной.) Жестоко заплатят…
– Чтобы спасти эти священные ценности, нам нужно, по скромному подсчету, – на слежку, наем помещений, автомобили, покупку оружия – двадцать пять тысяч крон… Лига ходатайствует, чтобы вы вместе с этими суммами прикомандировали к нам доверенное лицо для наблюдения.
Генерал вернулся в кресло, жирный лоб его прорезывала морщина.
– Я должен подумать… Дело весьма щекотливое… В европейской столице расправляться своими средствами!.. Гм… Мы-то знаем, у кого берем и что берем, но щепетильные европейцы!.. Люди вы горячие, батенька, ухлопаете там парочку еврейчиков… Да еще двадцать пять тысяч… Гм…
Генерал с той минуты, когда было упомянуто о двадцати пяти тысячах крон, начал поглядывать на ширмы, где шипело и пахло сальцем. Лаше, проведя ладонью по лбу, сказал с мягкой задушевностью:
– До взятия Петрограда остается – три, ну – два месяца… Но пока я не вижу других путей поддержать ваши бумажные деньги, ваше высокопревосходительство…
Генерал отвлекся от ширмы, насторожился:
– Не улавливаю связи.
– Вы помните провокационную заметку об английском обеспечении ваших денег, печатающихся в Гельсингфорсе? Она исходила от компании – Леви Левицкий, Ардашев, Бистрем. Одного из них Лига ликвидировала… За последние дни нам стало известно, – и это одна из причин моего приезда в Ревель, – что английский государственный банк не сегодня-завтра опубликует опровержение… Ваше высокопревосходительство, сам Господь Бог не спасет вас от инфляции, от катастрофы с кредитами и так далее…
– Мои деньги, господин полковник Лаше, обеспечены всем достоянием государства Российского…
Но тут полковник Магомет бек Хаджет Лаше не то чтобы подмигнул как-нибудь неприлично, – жирноносое лицо его осталось невозмутимым, – изменился лишь цвет глаз, они будто просветились веселой иронией.
– Перед отъездом я беседовал с небезызвестным биржевым деятелем Дмитрием Рубинштейном. Он откровенно высказался, что готовится к большой игре, но не решил еще – валить ли ему финскую марку и поднимать рубль вашего превосходительства, или поднимать финскую марку и валить рубль вашего высокопревосходительства…