Эмили и волшебная дверь
Шрифт:
– Да уж, – вздрогнула Рейчел. А потом вдруг спросила: – Слушай, а есть птица эмили?
Эмили удивлённо уставилась на неё. Это был странный вопрос, неожиданный.
– В каком смысле птица?
– Ну, как воробей, голубь, ласточка. Вот я и спрашиваю, есть ли эмили.
– Нет… кажется, нет. А что?
– Ну, я просто подумала, может быть, у вас у всех птичьи имена. Стриж – это сразу понятно. Юла – лесной жаворонок, мы его проходили на природоведении. И лори, по-моему, тоже птица. Какой-то тропический попугай. У моего дедушки был попугай. Кажется, как раз лори.
– Гм… – Эмили
– Ясно. – Рейчел вздохнула. – Но это, наверное, и хорошо. Если тебе дали имя, которое что-то значит, тебе придётся ему соответствовать, да? Знаешь, что значит «Рейчел»?
Эмили покачала головой:
– Вроде бы это «Рахиль»? Кто-то из Библии?
– Вообще это значит «овца». Представляешь, меня назвали овцой!
– И никакой не овцой, – хихикнула Эмили.
– Ещё какой. Я смотрела в словаре имён. – Рейчел с отвращением тряхнула головой. – Я думаю, на самом деле мама не знала. Просто назвала меня в честь бабушки. Но могла бы сначала проверить, а потом называть, да? И никому не рассказывай!
Эмили покачала головой, продолжая хихикать:
– Никому! Честное слово!
– Ну что? Вы идёте? – Стриж подбежал к ним и встал рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. – Я хочу домой, а без вас мне нельзя переходить дорогу.
Эмили вопросительно посмотрела на Рейчел, и та пожала плечами:
– Да. Может быть, я обошлась бы без младшего брата. Может быть, я завидую только из-за сестёр.
Они уже подходили к дому Эмили, и после разговора с Рейчел Эмили присмотрелась к нему внимательнее. Обычно она не задумывалась о том, как их дом выглядит со стороны, – это был просто дом, дом на углу. Старый, немного запущенный, окружённый тенистым садом. Эмили прожила в этом доме всю жизнь и привыкла к нему.
Ворота скрипнули, когда их открыли. Эмили не смогла вспомнить, всегда ли они скрипят. Но звук ей понравился: дружелюбный, приятный. Сад перед домом был крошечным, словно кусочек большого сада, который протиснулся сюда, к воротам, чтобы прикрыть мусорные контейнеры. Сам дом был высоким и узким – и казался ещё выше из-за странной маленькой башенки, вырастающей из чердака в одном углу, как будто кто-то отрезал кусочек от замка и не глядя прилепил его к старому, но в остальном вполне обыкновенному дому.
Именно из-за этой башенки с крутой крышей, похожей на остроконечную ведьминскую шляпу, все всегда думали, что на чердаке располагается папин рабочий кабинет: самое подходящее место для писателя, сочиняющего жутковатые фантастические истории о воинах и драконах, людоедах и чародеях. Но на самом деле в башенке располагалась комната Эмили, где на диванчике под закруглённым окном сидели все её плюшевые медвежата. Иными словами, это была самая обыкновенная девчоночья комната.
На зелёной парадной двери висел медный дверной молоток в виде фигуры русалки. Его гулкий стук отдавался по всему дому. Эмили всегда казалось, что у русалки недовольный вид, но, с другой стороны, с чего бы ей быть довольной, если каждый, кому не лень, стучит ею в дверь?
Стриж распахнул дверь – и на стенах прихожей заплясали разноцветные отсветы от витражных панелей. Он швырнул сумку на пол, сбросил кроссовки и умчался в кухню. Эмили с Рейчел пошли следом за ним.
– А вчерашнее печенье ещё осталось? – с надеждой спросил Стриж, шаря взглядом по кухне и принюхиваясь, как собака-ищейка.
Эмили открыла буфет, достала противень с печеньем и отдала его брату.
– Только оставь нам немножко, – быстро проговорила она, когда Стриж принялся горстями сгребать печенье.
– Ладно-ладно, оставлю, – ответил Стриж. – Но их совсем мало, а я голодный! В школе снова давали эти кошмарные макароны с клеем. Я съел только хлеб.
После Стрижа печенья осталось всего ничего, и Эмили с Рейчел решили, что будет проще взять их наверх прямо на противне и захватить ещё пару бананов.
Поднимаясь по лестнице, Эмили подумала, что эта лестница, наверное, главное отличие их дома от квартиры Рейчел. Эмили не представляла, как можно жить на одном этаже. Ей нравились лестницы. Отличное место, чтобы сидеть на ступеньках и злиться, когда тебя донимает Стриж. Полезное место, где можно складывать вещи, которые надо забрать к себе в комнату, но пока лень подниматься. И подходящее место под галерею картин и старинных зеркал из коллекции папы с мамой.
Многие картины были не просто старинными, а по-настоящему древними. Мама сказала, что она привезла их из дома родителей. Они были такими тёмными, что Эмили с трудом различала, что на них нарисовано: какие-то смутные силуэты, окутанные тенями, или белые, призрачные лица, проступавшие сквозь налёт грязи и толстый слой лака. Вперемежку с картинами висели школьные фотографии в рамках и рисунки Юлы, Лори, Эмили и Стрижа, но старинных картин было больше: картин и зеркал в массивных деревянных рамах с причудливым резным узором, который был гораздо интереснее сумрачных изображений на тёмных полотнах.
Больше всего Эмили нравилось огромное зеркало на верхней площадке – там, где кончалась центральная лестница и начиналась узкая лесенка, ведущая в её комнату на чердаке с башенкой.
Это большое старинное зеркало висело на стене между дверями в комнаты Юлы и Лори. Оно было вставлено в золочёную раму в виде цветочной гирлянды, обвивавшей стекло и вырезанной столь искусно, что ты различал каждый стебель каждого цветка и крошечных птичек и мышек, которые прятались среди цветов. Лепестки и пёрышки птиц были подкрашены некогда яркой, а теперь потускневшей краской, но так Эмили нравилось даже больше. И ей нравилось собственное отражение в этом зеркале. Наверное, из-за света, льющегося в большое окно на площадке, отражение как будто мерцало, переливаясь мягким сиянием, напоминающим свет свечей – именно такой свет, под который и делалось это зеркало. В подсвечниках, крепившихся прямо к раме, даже сохранились старые огарки. Они наводили на мысли о том, что Эмили следует уложить волосы буклями и надеть длинное платье поверх нижних юбок с накрахмаленными кружевными оборками.