Эмили из Молодого Месяца. Восхождение
Шрифт:
Перри специально пошел сегодня на станцию, чтобы взглянуть на мистера Херберта. Перри говорит, что когда-нибудь станет таким же великим человеком. Но я в это не верю. Перри может — и я уверена, что так и будет — добиться многого... может подняться очень высоко. Но он будет всего лишь успешным политиком... но никак не государственным деятелем. Илзи так и накинулась на меня, когда я сказала об этом вслух.
— Я терпеть не могу Перри Миллера, — бушевала она, — но еще больше я ненавижу снобизм. Ты, Эмили Старр, высокомерный сноб. По твоему мнению, Перри никогда не станет великим человеком только потому, что место его рождения — Стоувпайптаун. А вот если бы он принадлежал к великому клану непогрешимых Марри, ты не видела бы никаких пределов его будущим достижениям!
На мой взгляд, Илзи была несправедлива, а
— В конце концов, Молодой Месяц не то же самое, что Стоувпайптаун. Между ними естьразница».
Глава 17
«Целовался с кем-то кто-то»[83]
Часы показывали половину одиннадцатого, и Эмили с печальным вздохом осознала, что пора ложиться в постель. Вернувшись в половине десятого с «наперсточной вечеринки» Элис Кеннеди, она попросила у тети Рут разрешения посидеть лишний час над учебниками. Тетя Рут согласилась — неохотно и с подозрением, — а сама пошла спать, предварительно дав племяннице многочисленные наставления насчет свечей и спичек. Эмили прилежно читала учебник сорок пять минут и еще пятнадцать писала новое стихотворение. Желание завершить его было жгучим, но Эмили решительно отодвинула свой бювар в сторону.
В ту же минуту она вдруг вспомнила, что забыла свою «книжку от Джимми» в школьной сумке в столовой. Оставить ее там на ночь было никак нельзя. Утром тетя Рут, как всегда, спустится вниз первой и тогда непременно обследует школьную сумку, найдет «книжку от Джимми» и прочитает все, что есть в ней. А там были записи, не предназначавшиеся для глаз тети Рут. Необходимо было немедленно пробраться вниз и принести книжку к себе в комнату.
Эмили тихонько открыла дверь и на цыпочках спустилась вниз, морщась как от боли при каждом скрипе ступеньки. Наверняка, тетя Рут, спящая в большой спальне в другом конце холла, услышит этот скрип. Он и мертвого разбудит! Однако он не разбудил тетю Рут, так что Эмили благополучно добралась до столовой, где отыскала свою сумку с книжками и уже собиралась вернуться наверх, когда случайно взглянула на каминную полку. Там, прислоненное к часам, стояло письмо для нее. Очевидно, оно пришло с вечерней почтой — хорошее, тоненькое письмо с адресом журнала на уголке. Эмили поставила свечу на стол и вскрыла конверт, в котором нашла известие о принятом к публикации стихотворении и чек на три доллара. Подобные извещения — особенно сопровождающиеся чеками — были все еще так редки в жизни Эмили, что всегда вызывали у нее некоторое возбуждение. Она забыла про тетю Рут... она забыла, что скоро одиннадцать... она стояла, ошеломленная, снова и снова перечитывая короткую редакторскую записку... короткую, но ах до чего приятную! «Ваше очаровательное стихотворение»... «нам хотелось бы и в будущем получать ваши новые произведения»... о, конечно, они непременно получат!..
Эмили вздрогнула и обернулась. Что это? Стук в дверь? Нет... в окно. Кто это может быть? Что это? В следующее мгновение она увидела Перри. Он стоял на боковом крыльце и широко улыбался ей через окно.
Не задумываясь, все еще в восторге от только что полученного письма, она подскочила к окну, подняла защелку и распахнула его. Она знала, откуда возвращается Перри, и ей до смерти хотелось узнать, как у него дела. А был он у самого мистера Харди, в его великолепном доме на Куинн-стрит. Быть приглашенным на обед в этот дом считалось огромной честью, которой удостаивались лишь очень немногие из учеников. Перри получил это приглашение исключительно благодаря своей блестящей речи на межшкольных дебатах. Мистер Харди слышал ее и пришел к выводу, что перед ним будущая знаменитость.
Перри был безмерно горд и хвастался этим приглашением перед Тедди и Эмили (похвастаться перед Илзи ему не удалось — она еще не простила его за бестактность, проявленную сразу после дебатов). Эмили была очень довольна успехом Перри, но предупредила его о необходимости следить за собой в доме мистера Харди. У нее были некоторые опасения насчет манер Перри, но сам он никаких опасений не испытывал. У неговсе будет в порядке, высокомерно заявил он. Перри расположился на подоконнике, а Эмили присела на краешек дивана, напомнив себе, что это разговор на минутку — не больше.
— Проходил мимо и увидел свет в окне, — сказал Перри. — Так что решил подкрасться и глянуть, ты это или не ты. Хотел поплакаться
— Как все прошло? — с тревогой спросила Эмили. Она чувствовала себя, в определенном смысле, ответственной за манеры Перри. Ведь те знания об этикете, которыми он к тому времени обладал, были получены им в Молодом Месяце.
Перри широко улыбнулся.
— Это душераздирающая история. С меня изрядно сбили спесь. Ты, как я полагаю, скажешь, что это пойдет мне на пользу.
— Да, спеси у тебя более, чем достаточно, — сухо согласилась Эмили.
Перри пожал плечами.
— Что ж, я все тебе расскажу про этот обед, только обещай ничего не говорить ни Илзи, ни Тедди. Я не желаю, чтобы онисмеялись надо мной. Пришел я на Куинн-стрит вовремя... я не забыл ничего из того, что ты говорила насчет ботинок, и галстука, и ногтей, и носового платка, так что снаружи я был в полном порядке. Но, когда я добрался до дома, начались мои беды. Дом такой большой и великолепный, что я почувствовал себя как-то не очень... не то чтоб сдрейфил... я тогда еще не струхнул... но только вроде как был готов в любую минуту подскочить... как чужая кошка, когда ее пытаются погладить. Я нажал кнопку звонка. Она, конечно же, застряла, и звонок продолжал надрываться как сумасшедший. Я слышал, какой трезвон идет по всей громадной передней, и думал: «Наверняка, они решат, что у меня не хватает ума отпустить кнопку, прежде чем кто-нибудь выйдет к двери», — и это меня жутко смутило. Еще пуще смутила меня горничная. Я не знал, должен я пожать ей руку или нет.
— Что ты, Перри!
— Ну да, не знал. Я еще никогда не заходил в дома, где были бы такие горничные, как эта — вся разряженная, в чепчике и вычурном передничке. Я почувствовал себя не в своей тарелке.
— Неужелиты пожал ей руку?
— Нет.
Эмили вздохнула с облегчением.
— Она просто подержала дверь открытой, и я вошел. Я не знал, что делать дальше. Думаю, так и стоял бы там как вкопанный, но тут в холл вышел сам мистер Харди. Вот он, действительно, пожал мне руку и показал, куда девать... то есть куда повесить... шляпу и пальто, а потом повел меня в гостиную, чтобы представить своей жене. Пол был скользкий как лед... и, когда я ступил на коврик перед дверью гостиной, этот коврик так и поехал у меня под ногами... ну, и я полетел, и проехал по полу вперед ногами прямо к миссис Харди. Лежал я при этом на спине, а вот если бы на животе, то это было бы самое что ни на есть натуральное восточное приветствие, правда?
Эмили не смогла удержаться от смеха.
— Ох, Перри!
— Но, Эмили, это ей-же-ей была не моя вина. Никакие на свете этикеты не могли этого предотвратить. Конечно, я чувствовал себя как дурак, но встал и засмеялся. Остальные не смеялись. Они все славные люди. Миссис Харди осталась совершенно невозмутима... и выразила надежду, что я не пострадал, а доктор Харди сказал, что он сам не раз поскальзывался в доме, с тех пор как они отказались от добрых старых ковров и предпочли им половики и голый паркет. Я был так перепуган, что боялся двинуться с места, и тут же сел в ближайшее кресло, а в нем уже сидела собачонка — китайский мопс миссис Харди. О нет, я не задавил эту собачонку насмерть; я перепугался куда больше, чем она. Когда я наконец перебрался в другое кресло, пот градом катился у меня с лица. Тут как раз вошли другие гости, так что все вроде как отвлеклись от меня, и я смог малость оглядеться. Мне казалось, что у меня примерно десять пар рук и ног. И ботинки у меня были слишком большие и грубые. Затем я заметил, что сунул руки в карманы и насвистываю.
— О Перри... — начала Эмили, но оборвала фразу. Какой смысл что-то говорить?
— Я знал, что этонеприлично, и потому перестал свистеть и вынул руки из карманов... но тут же начал грызть ногти. В конце концов я сунул руки под себя и сел на них. Ноги я поджал под кресло и сидел так, пока нас не пригласили в столовую... сидел так крепко, что, когда в комнату вошла, переваливаясь как утица, толстая старая леди и все остальные ребята вскочили на ноги, я не встал... решил, что это вроде как ни к чему: вокруг было полно свободных стульев. Но потом мне пришло в голову, что это, наверное, какой-то выверт этикета и мне тоже надо было встать. Надо было?