Эмма Браун
Шрифт:
– У моей тети есть перчатки, очень похожие на эти, – осторожно сказал он. – Она потеряла одну из них, а это ее любимые перчатки. Я вам буду весьма признателен, если вы продадите мне эту пару. Я хочу сделать ей подарок на Рождество.
Перчаточница зашмыгала носом и укоризненно посмотрела на него сквозь слезы. Она поняла, что он неспроста проявляет такую невиданную щедрость.
– Лучшего хозяина для них и придумать нельзя, – сказала она. – Возьмите их.
– Тогда вы должны мне разрешить заплатить за них их полную цену, – сказал он и аккуратно отсчитал три шиллинга и шесть пенсов. – Кстати, совсем забыл. Скажите, вы когда-нибудь видели эту вещь? – спросил он и вытащил из коробки уже упоминавшееся ранее пальто.
Некоторое
– Я хорошо ее помню. Такая прелестная вещица для маленькой девочки!
– Вы случайно не помните, кто заказал мадам эту вещь?
Она снова задумалась.
– О, я помню. Тогда было столько суеты и волнений, ведь мадам не хотела шить для ребенка, и заказчик сказал, что один предмет женской одежды не отличается от другого точно так же, как одна портниха не отличается от другой. И если ей не нужны его деньги, то он заплатит их кому-нибудь другому. Мадам же на самом деле очень любит деньги. Она не могла позволить ему унести свои деньги в другое место, а у него, похоже, их было предостаточно. Он сразу же согласился заплатить ту сумму, которую она ему назвала, только попросил сшить полностью весь гардероб для девочки.
– Вы видели этого джентльмена? – поинтересовался мистер Эллин.
– Да, сэр. Я шила перчатки для этой девочки. Он очень спешил, и мне пришлось нести перчатки к мадам домой. Они были такими крошечными! Я считаю, что это пустая трата денег, ведь ребенок испортит их через пять минут после того, как начнет играть в них.
«Только не этот ребенок», – подумал мистер Эллин.
– И как этот джентльмен выглядел? – спросил он. – Он с вами разговаривал?
– Он был хорошо сложен, такой сильный и крепкий, сэр. Лицо у него было бледное, а волосы темные. Я даже испугалась, когда он заговорил со мной. Он пристально уставился на меня и начал расспрашивать про моих детей.
– О чем он вас спросил?
– Он хотел знать, ходят ли они в школу. Я сказала, что ходят. Я испугалась, что меня могут посадить в тюрьму за то, что я плохо о них забочусь. Какой смысл отправлять детей в школу, если у них нет ни еды, ни одежды?
Мистер Эллин не знал, что ей на это сказать, и только подумал о том, что нет никакой пользы держать детей дома, если они просто сидят на шее у матери.
– Если они не ходят в школу и ничему не учатся, то как же они потом смогут зарабатывать на жизнь? – осторожно спросил он.
– Они будут работать, сэр, – сказала она. – Сколько детей и калек работают на фабриках, и никто не возражает против этого. Такая же жизнь ожидает и моих детей. Если они могут ходить, то могут и работать, если же нет, то им остается только просить милостыню.
Нашего сыщика так поразила ее прямота и невежественность, что он далее забыл, зачем пришел сюда. Он бы с радостью покинул это место, но вспомнил о другом ребенке, оставленном на произвол судьбы.
– Вы случайно не знаете, как мадам заплатили за эту работу? Может быть, этому джентльмену выписывали счет? Может быть, он оставил свой адрес?
– Он сразу же расплатился наличными, – сказала перчаточница. Она явно оживилась, вспомнив об этом. – В тот самый день, когда я принесла эти маленькие перчатки. Я никогда не видела столько денег. Он достал эти огромные деньжищи из своих наружных карманов. Он был набит деньгами, словно огородное пугало соломой.
– Может быть, вы еще что-нибудь можете вспомнить?
– Почему бы и нет, сэр. Сейчас припомню. Я не напрасно упомянула об огородном пугале. Он говорил как джентльмен и манеры у него были приличные, но внешне он не очень походил на джентльмена. Хотя на нем была дорогая одежда, но во всем его облике чувствовалась какая-то небрежность.
Он положил ей в руку гинею. Она хотела
– Я очень благодарен вам, Сара, – сказал он. – Вы мне очень помогли.
– Я старалась, сэр, – сказала она. – Но я почти ничего не знаю об этом джентльмене.
– Вы мне сообщили полезные сведения о мистере Конвее Фитцгиббоне.
– Но, сэр, – сказала она, – у него было другое имя.
Тут он ощутил такое волнение, какое обычно чувствует рыбак, когда туго натянутая блесна уходит под воду под тяжестью рыбы, или охотник в тот момент, когда держит палец на курке и готовится выстрелить в летящую птицу.
– Как же его звали, Сара?
– Я не знаю, сэр. Но точно могу сказать, что не так, как вы его назвали.
Глава 12
Рождественским утром я сказала Матильде, что нам сегодня придется выйти в общество.
– Как вам будет угодно, – ответила она.
– Это означает, что тебе этого не хотелось бы.
– Нет, мадам.
Когда же я спросила ее о причине такой нелюбви к выходу в общество, Матильда ответила, что она уже разочаровалась в людях. Тем, кто не видел, какое уныние и отчаяние выражало в этот момент ее лицо, ответ этот может показаться несколько необдуманным. Но, несмотря ни на что, у нас с ней сложились хорошие отношения. Хотя было бы преувеличением утверждать, что она уже привыкла к новому месту жительства и успокоилась. По ночам она спала очень беспокойно – часто вздрагивала и просыпалась. Казалось, что ее преследуют кошмары. Днем же она почти все время проводила в своей комнате, находя в этом какое-то особое удовольствие. Она перенесла туда книги, стоявшие на полках в гостиной, и положила их возле кровати. Кроме книг она также сносила в свою комнату различные безделушки – камеи, декоративные вещицы, всяческие поделки – для того, чтобы придать комнате какое-то особое значение. Изменения коснулись даже кровати, на которой она спала. Она поменяла светло-голубое одеяло на то, которое я когда-то вышила своими руками. Она, словно птичка, сидела в этом своем гнездышке и читала книги. Часто, сидя за туалетным столиком, она подолгу всматривалась в свое отражение в зеркале. Но делала это совсем не потому, что ей, как всем девочкам, нравилось любоваться собой, и даже не потому, что она чувствовала некоторую неуверенность в своей внешней привлекательности. Нет, она просто смотрела и задавала себе тот же самый вопрос, который ей уже неоднократно задавали другие люди: «Кто же я на самом деле?»
Тем не менее, мы с ней даже предприняли небольшое путешествие. Мы побывали в Руксбери, и я показала ей бакалейную лавку, которая когда-то принадлежала моему мужу. Она несколько расстроилась, что эта процветающая лавка принадлежит теперь другому владельцу и на вывеске уже нет фамилии Челфонт. Потом мы походили по другим магазинам, купили подарки для моих многочисленных друзей и знакомых, приобрели также для моей гостьи ткань на платье и пару крепких ботинок, подходящих для прогулок по нашей холмистой местности. Она, конечно, сначала отказывалась что-либо покупать, но потом все-таки согласилась. Матильда оказалась человеком экономным и, прежде чем купить какую-нибудь вещь, все тщательно обдумывала и взвешивала. Ей нравились тонкие ткани мягких, неярких тонов. Я похвалила ее выбор и сказала, что теперь она стала больше похожа на себя настоящую. Она ответила, что если бы можно было создать саму себя с помощью одежды, то нам следовало бы возносить молитвы платяному шкафу. В наших отношениях наметился значительный прогресс. Мы с ней уже долго и помногу беседовали. Больше, правда, на отвлеченные темы, а не о чем-то конкретном. Хотя наши беседы напоминали извилистые тропинки, изобилующие знаками «Осторожно! Запрещенная территория», тем не менее по многим вопросам наши с ней мнения совпадали.