Эмма и граф
Шрифт:
— Я думаю, сердце мое, что вы можете называть меня как-нибудь иначе, чем «милорд», учитывая то, что мы только что разделили, — сказал он нежно, обнимая ее и не желая расставаться.
Эмма отрицательно покачала головой.
— Нет, вы всегда будете для меня милордом. Я не могу думать о вас иначе.
Она не хотела называть его Домиником и признавать прошлое, о котором не рассказала до сих пор, а теперь боялась признаться.
Его следующие слова только подтвердили правильность принятого ею решения.
— Я больше
Теперь она тем более не могла признаться ему. Не после таких слов. Эмма слишком хорошо знала, что у ее честности есть границы. Что он подумает, если узнает: все в ней, включая и имя, ложь?
Поэтому она ничего не сказала, и милорд, нежно прижимая ее, закрыв глаза, продолжал:
— Я должен признаться, что, как и лорд Байрон, не только сам преследовал женщин в юности, но и женщины преследовали меня. Им было нужно лишь мое имя и титул, который я мог унаследовать. Я никогда не был настолько тщеславен, чтобы считать призом лично себя, хотя, видит Бог, я был самодовольным юношей.
Милорд беспокойно зашевелился, как будто воспоминания причиняли ему боль.
— Я помню одну девушку, по-своему упорно преследовавшую меня. Маленькая, толстая, заикающаяся девушка, почти ребенок, и я, да простит меня Бог, женился бы на ней ради ее богатства. Но по какой-то причине, я никогда не узнаю почему, она отказала мне. К моему глубокому огорчению, поскольку мне казалось, что она любит меня, как это ни удивительно. И я никогда не узнаю, к счастью или нет, поскольку вскоре продался за деньги красавице. Видите, я пытаюсь соответствовать вашей честности, и, если вы презираете меня за это, так тому и быть. Время для лжи прошло. Наш брак оказался катастрофой.
После долгого молчания он нежно поцеловал ее в щеку и снова заговорил:
— А вы — моя вторая половинка. Как странно… Когда я был еще неоперившимся юнцом, одна старая цыганка нагадала, что мне повезет и я найду свою настоящую любовь, правда когда я в первый раз встречу ее, то не узнаю. А позже, когда я снова встречу ее, то узнаю немедленно. Как же она ошиблась! Я узнал, что вы предназначены для меня, как только увидел вас в холле. Вы мой ангел-хранитель, пришли спасти меня. Никогда не поверю, что вы преследуете меня из-за титула. Вы слишком хороши для этого, я знаю.
— Милорд… — Эмма не могла продолжать. Как сказать ему правду теперь? Где окажется его вера в ее честность и совершенство? И что он подумает, обнаружив, что она и есть та маленькая толстушка, которую он презирал? Что она, которую он считает совершенством, обманывает его снова и снова? Что скрыла от него, кто она на самом деле? Если бы он с самого начала знал, что Эмма Лоуренс — Эмилия Линкольн, так жестоко отвергнувшая его, он никогда бы не нанял ее… Мучительные мысли кружились в ее голове.
— Что, любовь моя? — Его голос был ласковым, но сонным. Он хотел сказать ей, что жалеет ту бедную толстушку, вскоре исчезнувшую из общества, поскольку разорился ее отец. Он также хотел сказать ей, что любит ее и женится на ней, хотя в житейском смысле она ничего не принесет ему. Будь что будет. Она принесет ему любовь, а этого более чем достаточно. Но он не хотел нарушать нежные чары, окутавшие их, такими практическими рассуждениями. Впереди достаточно времени, чтобы рассказать ей обо всем, что она для него значит.
Она подарила ему покой, и наверняка так будет всегда, и он заснул, довольный.
Эмма не могла спать и не была довольна. Она снова была тем растерявшимся ребенком, которого он встретил и не узнал. Он изменился, не так ли? И она изменилась. И, хотя она бесконечно любит его, она никогда не будет его любовницей, не будет тайком прокрадываться в его постель. Слишком сильно она его любит. Его честь и ее честь не должны страдать. Она пережила с ним бесценный миг вне времени и на этом должна остановиться. Он не упомянул о женитьбе, и она никогда не заговорит на эту тему.
Эмма выскользнула из его объятий и начала одеваться. Необходимо оставить его прежде, чем их обнаружат. Притвориться, что ничего не произошло, и не отступать от задуманного.
Приведя себя в порядок, она взглянула на него. Во сне годы отступили, и он вновь стал тем прекрасным юношей, которого она когда-то знала. Эмма вздрогнула. Она хотела поцеловать его на прощание, но побоялась разбудить. И она взяла свою сумку, вышла из павильона, моля Бога, чтобы никто не видел, как милорд явился спасти ее.
Ей повезло. Она пошла вдоль ручья, сделав большой круг, чтобы подойти к дому с другой стороны. Еще один обман в список всех предыдущих. Но теперь важно одно: ее решимость покинуть Лаудвотер и свою любовь — как можно скорее и как бы ей это ни было тяжело. Он заслужил от жизни больше, чем тайная связь, позорная для них обоих.
Всю дорогу к своей комнате она лелеяла мысль о том, что любила и была любима и в этом счастливее большинства женщин, даже если все, что у нее останется, — воспоминания о единственном свидании с ним.
Глава двенадцатая
Бен Блэкберн пробирался через холл к ожидавшему его экипажу.
— Уезжаю, — хрипло пробормотал он, проходя мимо лорда Лафтона и безуспешно пытаясь прикрыть разбитое лицо носовым платком. — Известие из дома. Срочно должен вернуться.
Никого рядом не было, так что лорд Лаф-тон схватил Бена за руку и язвительно улыбнулся.
— Работа Чарда?
— Э? Что? О, мое лицо. Нет, упал с Ру-фуса днем. Еще легко отделался.
— Ах! — насмешливо продолжал лорд Лафтон. — Не Чард, значит? А, может, вы снова приставали к гувернантке?