Эмма Мухина и Тайна зефира в шоколаде
Шрифт:
Так я и просидела в шкафу до самого утра, сжимая в кулаке баллончик с газом.
А утром, как обычно, в дверь позвонил Воробей. Я тут же открыла.
– Володька! – бросилась я ему на шею. – Заходи, родной. Как я рада тебя видеть!
– Мухина, ты что, с ума сошла? – подозрительно глянул он на меня.
Я втащила его в прихожую и рассказала все, что со мной приключилось этой ночью.
Воробей отнесся к моим словам скептически.
– Тебе это приснилось, – убежденно сказал он. – Ты же ведешь нездоровый
– Спасибо за совет, – поблагодарила я. – Но мне кажется…
– Хватит болтать, Мухина! – перебил Володька. – Пошли в школу!
Я сразу подчинилась. Честно говоря, мне и самой хотелось поскорей уйти отсюда в людное место. Но перед уходом я, несмотря на Володькины насмешки, выдернула из головы длинный волосок и лаком для ногтей прикрепила его к входной двери. Почти у самого пола, чтоб незаметно было.
В школе я, конечно же, повстречалась с Леночкой Леонидовной.
– Вот что, милочка моя, – строго сказала она (Леночка Леонидовна всегда говорит «милочка моя», когда сердится), – я не собираюсь покрывать твои прогулы. Имей в виду: ты – кандидатка на исключение.
Я покорно кивала и отвечала, что буду иметь в виду.
Когда мы с Воробьем вернулись домой, я первым делом проверила – на месте ли волосок? Волосок был на месте, но со стороны двери оторван. Выходит, пока я отсутствовала, кто-то снова проникал в квартиру. Тут уж и Володька призадумался. Главное, что ничего не пропало, даже драгоценности маман в малахитовой шкатулке остались нетронутыми.
– Интересное кино получается, – сказал Воробей. – Может, к тебе Барабашка приходил?
– Барабашки через двери не ходят, – авторитетно заявила я.
– Ну тогда не знаю, – пожал плечами Володька. – Денег не взяли, драгоценности на месте. Значит…
– Значит, – подхватила я, – ему нужно что-то другое.
Глава III
Пропавшая фотография
На следующий день все частично разъяснилось. Или, лучше сказать, еще больше запуталось. Это был выходной, и мы с Воробьем сидели у меня, в сотый раз пережевывая эту странную историю. Вернее, я одна пережевывала. Володька со скучающим видом глядел в окно.
– Слушай, Воробей, – не выдержала я, – если тебе все это до лампочки, можешь проваливать. Я тебя не держу.
Он поднялся с кресла.
– Ты знаешь, мне действительно пора заниматься. Паганини говорил, что настоящий скрипач должен играть каждый день. Иначе рука перестанет чувствовать смычок.
– Сам ты смычок, – раздраженно бросила я. – «Не беспокойтесь, Игорь Николаевич, с Эмилией все будет в порядке». Кто это говорил?.. Тоже Паганини?! Наобещал с три короба, а теперь в кусты.
– Не в кусты, а на конкурс, – важно ответил Воробей.
– На какой еще конкурс?
– На такой. В Питере проводится конкурс юных скрипачей. Мне прислали приглашение.
– Поду-у-маешь, – презрительно скривилась я. – В Питере! Нашел чем хвастаться. Вот если бы тебя пригласили в Италию или в Штаты…
– Всему свое время. Для начала сойдет и Питер.
И Володька повернулся, чтобы идти.
– Иди, иди, – сказала я ему в спину. – Но учти: если меня укокошат, тебе по ночам будет являться мой окровавленный труп!
– Ну чего ты хочешь, Мухина?
– Зефира в шоколаде, – капризно произнесла я. – Но от тебя разве дождешься. – Я направилась в прихожую. – Если будешь уходить, захлопни дверь. Мне надо сходить в магазин. Чао-какао.
И я действительно пошла в магазин, купила там себе коробку зефира и, конечно же, на обратном пути все слопала, оставив парочку зефиринок на тот случай, если Воробей все-таки не ушел к своей обожаемой скрипке.
Володька не ушел. Сидя на прежнем месте, он от нечего делать листал фотоальбом.
Тут надо сказать, что мой папочка – страстный фотолюбитель. Он ни на секунду не расстается с фотоаппаратом. По-моему, даже спит с ним в обнимку. Так что наша семья запечатлена во всех мыслимых и немыслимых ракурсах.
В данный момент Воробей листал фотоальбом под названием «Наша дочь». Альбом открывался цветным снимком, который папочка умудрился сделать тринадцатого мая в роддоме номер тринадцать. Далее шли фотографии, где меня, голенькую, купают в ванночке; затем я, голенькая, лежу в кроватке; а после, опять же голенькая, сижу на руках у счастливой маман. Короче – сплошная порнуха.
На следующих страницах замелькали бантики, куколки, новогодние елки… Володька уже собрался листать дальше, но я завопила словно резаная:
– Стой! Стой! Стой!
Он даже вздрогнул от неожиданности.
– Ты чего, Мухина?
Я без лишних слов забрала у него альбом. Так и есть! Не хватает одного снимка. Его кто-то отодрал. Причем неаккуратно.
Я с победным видом посмотрела на Воробья.
– Что ты на это скажешь?
– На что?
– Протри очки, Паганини! – Я сунула ему альбом под самый нос. – Неужели не видишь: одной фотки нет!
– А может, Игорю Николаевичу не понравилось качество снимка.
– Мой папочка, – разъяснила я, – скорее повесится, чем наклеит в альбом некачественный снимок. Здесь и дураку ясно – фотку сперли. И спер ее тот самый тип, который приходил вчера ночью.
– Ага, – дурашливо кивнул Володька. – Это был шпион. А ты сфотографирована на фоне секретных ракет.
Я шутя замахнулась на него альбомом.
– Нет, нет! – тоже шутя, в ужасе заорал он. – Я ошибся! Просто кто-то узнал, что ты станешь знаменитой топ-моделью, и решил заранее украсть твой снимок!