Эмма
Шрифт:
Мистер Эллин заметил, что он весьма признателен за любезное предложение, но вынужден его отклонить.
— Элиза будет орудовать скалкой на кухне, Джейн — полировать серебро в буфетной, а я все равно останусь совсем один в своем огромном доме.
— Но если… — начала Тина.
В этот момент мистер Эллин понял — слишком поздно, как я впоследствии убедилась, — что пора прекратить слезливые намеки на грядущее одиночество. Сказав, что он наверняка отлично устроится на новом месте, он поспешил привлечь внимание Тины к горизонту, где, как предполагалось, должны были вскоре появиться белые скалы Дувра.
— Кто их увидит первым, Тина, ты или я?
В гостиницах Брюсселя и Остенде мистер Эллин считал излишним объяснять, кем он доводится Тине. Он полагал, что его принимают за эксцентричного английского отца, который не обращает внимания на странный вид своей юной дочери. Все это изменилось, как только они взошли на корабль, где прекрасно
Однако старший официант истолковал это требование по-своему, он, несомненно, имел собственное мнение о том, как полагается кормить спасенную барышню. Мистер Эллин, который неожиданно встретил старого знакомого и разговорился с ним, не удосужился проверить, исполнено ли его поручение. Поэтому его душевный покой не был нарушен лицезрением того, как в атмосфере всеобщего восторга Тина поглощает роскошный ужин, состоящий из омаров, пудинга с мороженым и прочих яств.
В Дувре их торжественно встретили, а вечером Тина и мистер Эллин оказались вдвоем в кофейной комнате. Никто не описал комфорт кофейной комнаты в дуврском отеле «Шип» лучше американского писателя Н. П. Уиллиса [28] в его занимательной книге «Путевые очерки». Пылающий камин, толстый турецкий ковер, полированные столы из красного дерева с кипами английских газет, темно-красные шторы из дамаста — все было безупречно. Мистер Эллин бросил взгляд на Тину, расположившуюся в кожаном кресле у камина, и ему пришло в голову, что сейчас самое время попытаться пролить свет на некоторые тайны, не дожидаясь грядущей весны.
28
Уиллис Натаниел Паркер (1806–1867) — американский писатель и журналист, автор нескольких книг путевых очерков.
— Мартина, дорогая, — начал он, — помнишь, когда ты впервые появилась в «Серебряном логе», миссис Чалфонт и я обещали не мучить тебя вопросами, на которые ты не хотела бы отвечать?
— Помню, — ответила Мартина.
— Тебе запретили открывать свое имя и адрес, впрочем, как и все остальное, касающееся твой прежней жизни. Я полагаю, теперь ты можешь говорить свободно, поскольку твой отец не выполнил и уже никогда не сможет выполнить обещания написать очень важное письмо, о котором он говорил.
— Если бы я сказала вам раньше, то, может быть, Эмма не похитила бы меня?
— Может быть.
— Но что вы хотите от меня услышать? Вы сами все узнали, приехав в Грейт-Парборо.
— Не все, Тина.
— Кто вам мог рассказать? Мистер Гай Чалфонт знал, как меня зовут и где я жила, но не знал остального. Он был в Южной Америке, когда это случилось.
— Среди тех, с кем я говорил, была миссис Сайкс из гостиницы в Парборо.
— Это она сказала вам, что папа, мама и я собирались поехать в Нью-Йорк, потому что из-за огромных долгов папа не мог жить в Англии? Я чуть не проговорилась про Нью-Йорк, когда мы играли в «Вышли в море корабли».
— Да, мне сказала миссис Сайкс. Не будем в это углубляться.
— А она говорила вам, что у папы был смертельный враг?
Мистер Эллин на секунду задумался над тем, можно ли так назвать многочисленных кредиторов или ближайших родственников покойной мисс Крейшоу.
— Нет, миссис Сайкс говорила о людях, у которых были основания не любить твоего отца, но она не упоминала ни о каких врагах.
— Я знаю лучше миссис Сайкс. У папы был смертельный враг: Эмма.
Тина огляделась вокруг, словно испугавшись звуков собственного голоса.
— Это Эмма, — повторила она шепотом. И еще раз, громче: — Это Эмма.
Мистер Эллин молчал.
— Папа терпеть не мог Эмму. Я догадалась об этом давно, но до того дня, как мама умерла, я не знала, что Эмма его смертельный враг. Я была в комнате, когда он это сказал. И когда мама услышала это, она умерла.
— Моя дорогая девочка, ты, вероятно, ошибаешься, — с усилием произнес мистер Эллин. — Миссис Сайке говорила мне, что тебя там не было… в то время.
— Миссис Сайке самой там не было, откуда ей знать? Это случилось так. Папа не жил дома, мне кажется, он не хотел попадаться на глаза людям, которым был должен. Но он вернулся за день или два до нашего отъезда в Америку. Я сидела в гостиной с мамой, которая переделывала одно из купленных мне накануне платьев. Оно оказалось слишком длинным, а посылать его к портному не было времени. Мы услыхали шум в прихожей. И мама
— Ах, не беспокойся. Мы можем попросить денег у Эммы, — сказала мама. — У нее их много, и она одолжит нам столько, сколько нужно.
Папа опять вспылил, даже сильнее, чем раньше.
— Попросить у Эммы? У моего злейшего врага! Мама сказала, что он преувеличивает и, как всегда, говорит вздор.
— Очень хорошо, мадам, — ответил он тоном, от которого я задрожала и чуть не опрокинула ширму. — Я долго щадил ваши чувства, но теперь знайте, что в ее власти отправить меня на виселицу!
Я понимаю, что папа имел в виду, когда сказал «на виселицу». Я читала «Семейство Фэрчайлд» [29] и «Народные рассказы» мисс Эджуорт. [30] Но я не знала, что папа сделал плохого, разве только это как-то связано со старой леди по имени мисс Крейшоу, с которой мы довольно часто виделись. Папа говорил быстро и очень тихо, я только смогла разобрать слова «Крейшоу» и «Эмма». Мама вскрикнула: «Нет! Нет! Не может быть! Какой ужас!» — и упала на пол. Папа позвонил в колокольчик и позвал экономку. Прибежала миссис Блейдс и с ней все слуги. Служанки плакали, кому-то стало дурно. Никто не заметил, как я прокралась к себе в комнату. В окно я увидела конюха, который куда-то помчался верхом. Он поехал за доктором, но тогда я этого не знала. Я боялась оставаться одна, надела другое платье и спустилась на кухню. Через некоторое время появился доктор Винсент, который позвал меня: «Тина, Тина, где ты?» Он был вежливый и добрый, как доктор Перси. Он сказал мне, что мама очень тяжело больна, и тут я поняла, что она умерла… Всю неделю я сидела в комнате у миссис Блейдс — она была нашей экономкой — или в помещении для слуг, или на кухне, когда мне позволяли туда приходить, я по-прежнему боялась оставаться одна. Слуги говорили между собой, не обращая на меня никакого внимания. Они были озабочены тем, как получить жалование и деньги, причитавшиеся им на траур. Из-за маминого мотовства, говорили они, у папы не осталось в Англии ни шиллинга, и сколько бы денег мисс Крейшоу он ни припрятал в Америке, их оттуда не получить. Я точно не знаю, что они имели в виду, говоря о деньгах мисс Крейшоу, и откуда им стало об этом известно. Но я знала то, чего не знали они. Эмма была смертельным врагом папы и, если бы захотела, могла отправить его на виселицу. Но я ничего им не сказала. Решила, что лучше этого не делать.
29
«Семейство Фэрчайлд» Мэри Шервуд (1818–1847) — семейная хроника.
30
Эджуорт Мария (1767–1849) — английская писательница, известна своими книгами для детей и романами о жизни в Ирландии.
— Правильно решила, — согласился мистер Эллин.
— Потом случилось что-то очень странное. Папа сумел раздобыть где-то денег и заплатил слугам все, что, как они говорили, им причиталось. И они стали ходить с довольным видом и всеми силами пытались разузнать, откуда он взял деньги. Они даже подумали, что, может, их дала ему Эмма, потому что они с мамой были близкими подругами, и Эмма присутствовала на похоронах, мрачная, словно статуя скорби, а леди обычно так себя не ведут, говорили они. Но я не могла поверить в то, что Эмма одолжила или дала папе деньги, ведь она была его смертельным врагом, я решила, что, наверное, их дал ему кто-то другой. Миссис Блейдс пришла в ужас от того, что папа не купил мне траурного платья, но он сказал, что у меня и так достаточно новых нарядов. Всю эту неделю он почти со мной не говорил, но вечером, после похорон, пришел в классную комнату и спросил: «Мама вышила метки на твоей одежде?» Я удивилась, почему он об этом спрашивает, ведь это не мужское дело — заботиться о метках. Я ответила: «Нет, мама сказала, что займется этим во время путешествия».
Мой сундучок с игрушками стоял на полу открытый, потому что я хотела заменить кое-какие вещи, которые собиралась взять с собой в Америку. Папа попросил дать ему ножницы и вырезал мое имя из всех моих книжек. Я не видела, как он это делал, потому что он отослал меня с каким-то поручением к миссис Блейдс. Когда я вернулась, сундучок оказался заперт и папа сказал, чтобы я не открывала его до отъезда. Он не говорил, зачем ему понадобились ножницы, но я поняла, когда сундучок снова оказался у меня в день рождения.